Так рассуждали и рассуждают, многие подобные мысли неоднократно высказывались в лицо Свидетелям.
Но независимо от этого, совесть Свидетелей пылает чувством ответственности за то, чтобы не оставить без сеятелей начатого Иисусом поля благовествования, превратив его в залежь.
Иисус указал всем последователям ясно и недвусмысленно: Итак идите, научите все народ... уча их соблюдать все, что Я повелел вам
.
И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам
.Ев. от Матфея глава 28, стихи 19 и 20; глава 24, ст. 14
К тому же, в противовес всем косым взглядам и высказываниям, наилучшей отдачей за наш труд является благодарность, сияющая в искренних глазах людей, заинтересованных в открывающихся простых библейских учениях о вечной жизни. Благая весть предоставляет человеку сознательный и свободный выбор между двумя путями, из которых – по словам Иисуса – один путь широкий, но ведет в погибель, зато второй, узкий, ценимый лишь немногими, ведет к бесконечной жизни, под справедливым небесным правлением Иисуса и самого Бога Иеговы.
Так просто? Кажется сомнительным? Но истина всегда проста. Искажение истины усложняет понимание и требует слепого доверия к необоснованным и нелогичным догмам, зачастую путем принуждения. Пусть то настигает людей посредством меча крестового похода, или виселицы да решеток имеющих власть над телами. Не зря говорят, что спор невозможен с тем, кто утверждает, будто истины он не ищет, но владеет ею. Власть человека над истиной? Что может быть еще более ужасающей? „Партия - наша честь...!“ ит. Стерилизованная честь.
Во всяком случае путь Божьей истины - мирный. Не принуждающий, а наставляющий в истине. В этом каждый может удостовериться сам, приняв решение непредвзято изучать, сравнивать и убеждаться - что и является нашей основной целью, когда мы приглашаем к изучению самой Библии, взятой с Вашей же полки. Призываем использовать разум и сердце – в поисках истины кулаки не помощники, ими можно только отбиваться от истины, а битым окажется сам отбивающийся. Искренне жаждущие истины в ходе истории испытали на себе действие кулаков и за то, что сами решительно отказывались пускать в ход кулаки. В их число входят и Свидетели Иеговы.
В Гитлеровской Германии было более 30 000 преследуемых Свидетелей.
Они отказывались поддерживать нацистский военный аппарат даже подсобными работами, за что были обвиняемы в поддержке коммунистов.
Историк д-р Кристин Кинг в журнале „Тугетер“ признает: К удивлению нацистов, Свидетелей не могли искоренить.
Чем больше оказывали на них давление, тем крепче они становились.
Гитлер бросил их в эсхатологический бой, они сохранили свою веру...
их опыт является ценным материалом для всех, изучающих выживание под крайне тяжелым давлением.
И они выжили.
А на сегодняшний день число активных Свидетелей Иеговы в Германии - более 160 000.
При Сталинском коммунистическом строе репрессировали 10 000 Свидетелей, в том числе их семьи и третий, неопределенный контингент.
Вернувшийся из ссылки на Украину и снова арестованный там Ананий Грогуль вспоминает события на шестой день мучений в тюремной камере КГБ:
Затем ко мне пришел их начальник,Начальник, вернее гражданин начальник – общепринятое обращение задержанных к надзирателям и конвоирам любого звания, берущее начало от послереволюционной милиции, в которой заведующих разными отделами поначалу титулировали просто „начальниками“. Уголовники или блатари называли их „начальничек“.
сел напротив меня, посмотрел и спросил, убежден ли я в том, что отстаиваю.
Я дал ему краткое свидетельство и сказал, что готов умереть за это.
Он сказал: „Ты счастливый человек.
Если бы я был убежден, что это правда, то я готов не 3 или 5 лет быть в тюрьме, а стоять на одной ноге в тюрьме 60 лет“.
Потом помолчал, подумал и продолжил: „Ведь это – жизнь вечная.
Ты можешь себе представить, что такое жизнь вечная?“ Он опять помолчал и сказал: „Иди домой!“ Эти слова неожиданно придали мне силу.
Я больше не чувствовал голода.
Мне было легко идти.
Я был уверен, что это Иегова подкрепил меня.
Пробудитесь! от 8 июня 1993, ст. 7
Даже гебист признал стоящим оставаться непоколебимым за веру в вечную жизнь. В настоящее время на территории бывшего Советского Союза, в том числе и Эстонии, благой вестью о Царстве Бога делятся более 400 000 добровольных возвещателей. Из приведенных примеров видно, что тоталитарные власти не в состоянии надолго заглушить дух искренних служителей Бога, тем менее - остановить продвигающееся дело Всевышнего, Иеговы.
Весть о Царстве Бога влияет на умы, сердца и образ жизни добросовестных людей, даже под давлением. Она дает нам знать об уже воцарившемся на небесах Царе Иисусе, который вскоре утвердит свою власть и над землей. Власть Христа гарантирует возможность уже теперь придерживаться принципов Его Царства – даже среди бесправия, еще властвующего на земле. Образ жизни будущей райской земли привлекает все новых и новых людей.
Нам есть чему радоваться!
Нет нужды, оглядываясь на людей выдающегося ума в прошлом, вздыхать по ним с тоской. Мы можем – и обязаны – сами что-то делать по примеру людей великого ума, несмотря на то, что это влечет за собой завистливые придирки. Но это не лишает смысла борьбы за истину. Скорее наоборот, делает ее тем более ценной... Да, тем более.
Ну, теперь каждому читателю ясно, что если вооружиться пафосом и энергично „взбивать“ любую тему, то в результате можно получить обилие густой пены. Словесной пены. Если даже ее смысл может казаться довольно твердым и тому имеется причина. И не скажите, что после чтения о реальном положении дел эта пена совсем не оказала на вас влияния. Но пена есть пена.
Некоторую пену подают на десерт, другой тушат пламя. В природе пена часто является продуктом самоочищения от чужеродной грязи. Но плавающая на поверхности воды пена содержит грязь, хотя и кажется несравненно очаровательной и чистой - благодаря своей поверхностной, расфуфыренной внешности. Значит, мы имеем дело лишь с ложным впечатлением.
В человеческих отношениях „словесная пена“ срабатывает на том же основании – скрытно, очаровательно и невинно маскировать грязь.
Старшее поколение может вспомнить знакомый гебистский анекдот: сначала облей помоями, а затем вытолкни с оправданием: „Товарищ, но вы же воняете!“.
Если бы это оставалось лишь анекдотом! Жизнестойкость добротного анекдота и состоит в его реальности - он лишь отражен в слегка кривом зеркале и лишен деталей фона, чтобы не разбавить тушеванного изображения. Например, любимый анекдотический герой теща не является же тотально вредным явлением, но в кривом зеркале анекдота она служит прототипом определенного рода вредности. Только попробуйте еще после таких анекдотов без оговорок и оправдывающих тирад употребить это слово в уважительном контексте! Привкус грязи всегда и везде сопровождает его. А ведь это только благодаря взбитой недоброжелательной пене.
Даже касательно тещи Библия помогает сдуть пену. Для этого стоит прочесть коротенькую книгу Руфь. В ней излагается взаимная непревзойденная любовь и доверие между свекровью и невесткой.
Как-то на улице я разговорился с русскоязычным, очень энергичным, хотя уже пенсионного возраста человеком, оплакивающим Сталина. По его убеждению, Сталин якобы по-доброму поступил даже со ссыльными. Он отослал их от зверства гитлеровцев как можно подальше, откуда они – после минования опасности – все живыми и здоровыми смогли вернуться обратно. Только непонятно: за что они, неблагодарные, теперь так неудержимо ругают своего благодетеля. Я спросил у него, насколько он знаком с историей Эстонии: было ли в ней после 1945 года влияние зверских гитлеровцев, или же сталинистов? Находились ли сосланные после войны в опасности перед гитлеровцами, от кого их требовалось защитить методом выселения, причем навечно?
Но он не переставал выкрикивать все те же мысли, и с этим криком убежал. От меня ли? Навряд ли. Я полагаю, что от себя. Его привлекала лишь пена, поскольку он, даже удаляясь, не переставал взбивать пену, все приправляя ее красной патокой, что несомненно придавало ей сладостный привкус и делало трудноудаляемым. По всей вероятности, он страшился: что станет с ним, если пена на нем осядет. В этом страхе он убегал и по пути взбивал пену, осевшую в опасной беседе со мной, неблагодарным к Сталину ссыльным, возвратившимся в живых из Сибири. Если он в начале и был покрыт чужой пеной, то видно, что она замечательно сыграла свою роль. Пена стала органичной частью его личности, и в ней он чувствовал себя удобно, как в шубе на морозе. Всякий, угрожавший сдуть с него пену, оказывался врагом. Вот почему пену первично взбивают в надежде, что она к кому-то пристанет, а затем уже – вторично – ради ее принятия за собственность. И как видим из практики: какой бы грязной пена ни была, она все равно склонна к кому-нибудь прилипать, а то и наслаиваться до срастания с личностью.
Такое духовное состояние в Библии называют осквернением совести.
Нас призывают прислушиваться к высшим, Божьим принципам морали, сравнивать на их свете свое состояние, находить отклонения, признаваться в них перед Создателем и решительно просить помощи в очищении нрава и совести, что именуется раскаянием.
Таким, и только таким путем станем мы приемлемыми Богу.
Никакие ритуальные методы очищения, ни молитвы другого человека - даже ординированного священника - тут не помогут.
Свою совесть можем мы очистить только вместе с Богом - в посредничестве Искупителя Христа - лично сами.
Не очищаемая же совесть оскверняет и ум.Для чистых всё чисто.
А для осквернённых и не имеющих веры ничто не чисто, но и ум их, и совесть осквернены
.Послание Титу, глава 1, стих 15
Как бы логически такой человек не старался мыслить - вывод, к которому он в духовных вопросах выходит, будет нечистым.
Это как химический анализ в загрязнённой колбе не может дать чистого и достоверного результата.
Вся послевоенная пропаганда состояла во взбивании пены ради абсолютизирования представления о Советской власти как исключительно благодетеля, добряги и защитника обездоленных. Суть этой пропаганды коротко и доступно охватывает Юрий Нестеренко в описании дисциплины истории, преподаваемой в школах и вузах, от войны - по сей день. А в сей день - даже с особым ожесточением!
Школьный курс истории требовал заучить, что Россия никогда ни на кого не нападала, а только оборонялась от неисчислимых врагов, „воссоединяла“ и „защищала“ чужие земли от Кавказа и Средней Азии до Кёнигсберга и Курил,
спасала неблагодарную Европу то от татар, то от Наполеона, то от Гитлера, а теперь выполняет свою главную миссию — несет всему миру свет коммунизма.
И это несмотря на то, что всему миру известны нападения данной державы на кавказские и среднеазиатские страны, на независимую Финляндию и на Польшу - совместно с нацистами. Аннексия Прибалтийских стран, вторжение в Афганистан, снова в Кавказ, в Украину ит. Тем не менее взбиваемая на патоке пена „защитника“ и „миротворца“ ослепила глаза миллионам жителей России, и эта розовая пена некоторым полюбилась, они безотказно пристрастились к ней...
Неустанная героизация идеи о национальном преимуществе над другими взбивала ослепительную пену и у других народов. Не будем говорить о немецкой национальности, давшей себя окутать нацистской пеной. Подобное случилось и с народом его соперника - Франции. Даже после года военных действий на западном фронте Первой мировой войны французское гражданское население (конечно, под влиянием взбивающих пену национализма и воинственности генералов да политических пропагандистов) не дозволяло высказывания надежды на мир. Публичное употребление слова мир оценивалось подстрекательством к предательству, за что наказывали арестом не менее, чем на 14 суток. Домашние хозяйки удовлетворенно успокаивались на очередном газетном сведении о том, что фронт - в некоем участке - продвинулся на 400 метров вперед, не обращая никакого внимания на десятки, даже сотни тысяч жертв, одобряя их приношение как должное и оправданное. В то же время эти жертвы являлись в большинстве их собственными сыновьями, мужьями, отцами их общих детей, братьями и женихами.
Какими методами добивались такой влиятельной пены? Короткий тому пример приводит наблюдательный, высокого ранга чиновник французской власти времен Первой мировой войны - Мишель Корди.
Он читает разосланный всем школам циркуляр министра по образованию, в котором перед учебным сезоном 1915 года настоятельно внушают учителей самым категорическим образом добиваться того, чтобы связно со
всеми преподаваемыми предметами особое ударение ставилось на то, чему можно научиться из героических примеров и благородных уроков
.
Peter Englund Sõja ilu ja valu, Таллинн 2011 ст. 177 И так с младенчества до старчества. Не удивительно, что некоторые особи в конце концов срастаются с пеной.
В советское время пену обильно взбивали относительно всех инакомыслящих. Причем даже не все инакомыслящие были политически несогласными с курсом партии. К ним относились генетики, инновационные хозяйственники, музыканты, поэты и прочие и прочие... Среди них оказывались даже самые преданные коммунисты. И несомненно, в ряду инакомыслящих оказывались Свидетели Иеговы, вокруг которых в течение всего Советского периода беспрестанно взбивали самую грязную пену. Но так было не только во время и со стороны красносвященства.
Жизнь сводила меня с противниками религии разного рода. Встречались ли среди них такие, которые проявили бы подлинный интерес заглянуть под привычную, мутную от предвзятости пену? В случае большинства противников, взбивавшие пену, достигли своей цели. И стоит ли на это ожесточаться или питать злобу? Такое отношение побуждало бы, теряя непредвзятость и равновесие, взбивать пену самому. Но сохранение этих качеств требует борьбы, борьбы с собой.
Бороться приходится. Для Свидетеля пассивная борьба выражается в защите - устойчивости в вере и самообладании. Активная борьба проявляется в осведомлении общества и отдельных лиц о состоянии дел. Но физическая борьба в вопросах веры, согласно учению Христа и апостолов, исключена. Не могут этого дозволить себе и истинные последователи Иисуса в настоящие дни. Иначе они перестанут быть истинными христианами.
Из истории в этом отношении показателен урок чешских гуситов. Друг Яна Гуса Ян Жижка предлагал применить военную силу повстанцев для освобождения Гуса из рук кровожадных судей инквизиции католической церкви. Но Ян Гус решительно отказался использовать физическую силу в борьбе за истинную веру. Пока Гус еще жил, ему удавалось сдерживать оружие Яна Жижки. Но после казни Гуса восстание гуситов вспыхнуло во всей своей силе.
Продолжил ли христианин Жижка на практике внедрение в жизнь христианских принципов друга Гуса? Никак нет! Тем не менее влюбленные в революцию историки прозвали повстанческое движение, руководимое Яном Жижка, движением „гуситов“. Это в прямом смысле подлое измывательство как над миролюбивыми взглядами Яна Гуса, которые он отстаивал ценой своей мученической смерти, так и над его самопожертвованием.
Стоит задаться вопросом: являлись ли „гуситы“ действительными последователями учений и поведения своего наставника Яна Гуса? Нет, они отступили от его очень важного принципа ненасилия. Этот принцип Гус перенял от Иисуса Христа, который при аресте запретил ученикам применять силу в его защиту.
Как Ян Жижка, так и христианское духовенство, начиная с Константина I и последующих крестовых походов, до наших дней оправдывало и продолжает оправдывать религиозно настроенные военные и репрессивные действия именем Иисуса Христа, предавшего себя в жертву во имя миролюбивого поклонения и возвеличивания имени своего Отца Иеговы.
Он не дозволил апостолу Петру при своем аресте для защиты своего Учителя использовать оружие: Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечем погибнут!
Ев. от Матфея глава 26, ст. 52
Ради иллюстрирования высказанного принципа и закона, Иисус даже исцелил раненного Петром военного.
Несмотря на то, что Свидетелей Иеговы за их политический нейтралитет и неучастие в военной подготовке - не говоря уже об участии в военных операциях - во многих странах называли и называют то экстремистами, реакционными и опасными для общества, никто не может привести из их истории ни единого доказанного случая, когда они употребили бы силу для решения политических или религиозных разногласий. Даже для самозащиты при нападении на них. И это в мире, полном конфликтов и военных стычек на религиозной почве! Если же кто-то на деле использует силу, то он не является истинным Свидетелем, независимо от его словесных утверждений. Вера доказывается только на деле.
Вспомним хотя бы резню в Руанде, где три четверти жителей признавали себя приверженцами одной и той же христианской католической религии. Но не раз случалось, что Руандийский Свидетель Иеговы был убит за то, что брат народности тутси прятал у себя брата из среды хуту, или брат хуту старался сохранить жизнь брату тутси. Свидетели были и остаются истинными братьями во Христе, независимо от межнациональной и религиозной вражды. Несмотря на их этнически и политически нейтральную позицию, в той резне были зверски убиты 400 исключительно миролюбивых свидетелей Иеговы.
Иаков в своем послании объясняет, что даже злой язык может служить смертельным орудием. Сколько незаслуженных мук, унижений и смертей причинили доносчики в советское время – это известно постсоветскому народу из собственного богатого горького опыта. Поэтому клевета, пусть даже окутанная в ажурную, прелестную на вид пену, для истинного христианина неприемлема – не только для языка, но и для слуха.
Понятно, что при такой позиции немало обид или несправедливостей останутся неотомщенными – по крайней мере со стороны человека. Но этим мы избежим взаимного конфликта. Сохраним возможность мирно сосуществовать. Основанное на любви прощение стелет путь к примирению даже с врагом. К этому Свидетели готовы всегда и со всеми. Только они не могут идти на компромисс с законами и принципами Бога. Но неизменного соблюдения этого принципа следовало бы ожидать среди всех христиан. – не только у Свидетелей! Разве нет? Иначе - христианство ли это? Не будет ли такое „христианство“ подобно „гуситу“ Жижке?
По каким причинам миролюбивый настрой Свидетелей раздражает некоторых людей? Не приходит ли Свидетель к нашей двери с вдохновленным Словом Бога, написанным по Его воле, наравне для всех нас?
Вероятно, открытая мысль из Писания тревожит совесть слушателя – врожденный индикатор справедливости. Не исключено, что кто-то годами трудился для образования на себе устойчивого слоя розовой пены, тем самым уверяя себя в своей невинности. Трогающий эту пену раздражает слушателя, пока тот не почувствует неотложность взбивать новую пену. Ему неприятно замечать из-под смытой пены, что стрелка индикатора совести находится в красной, предупредительной зоне. Удаление пенного покрова, или же принятие предложенного, чистого от пены зеркальца, кажутся для него невыносимо тяжкими. В таком случае виновником ситуации оказывается тот, кто протянул зеркало. К счастью – таких лиц не очень много.
Поспешно обидевшемуся не остается времени заметить одну очень важную вещь.
Целью Свидетеля-возвещателя не является желание „обнажить“ или повергнуть слушателя в муки совести.
Никак нет! А именно: Свидетели не отрицают присущих им самим недостатков, и переживают из-за своих проступков угрызения совести.
Свидетели ни в коем случае не считают себя лучшими или безгрешными людьми! На это Святое Писание не дает права никому.
Нет праведного ни одного
,Римлянам глава 3, ст. 10 заключает Святое Писание.
Не существует безошибочного человека! Даже папа Римский наконец понял, что может ошибаться и поэтому отрекся от изначала принятой безошибочности.
Но Свидетели уверены в том, что они получили, и уже приняли, приглашение занять лучшее положение. Тонущий человек, ухватившийся за протянутую руку спасателя, оказавшись в спасательной лодке, не становится лучшим человеком, но человеком в куда более обнадеживающем положении, и в свою очередь он может протягивать руку людям, еще находящимся за бортом. Протягивается ли рука, чтобы устыдить утопающего? Стоит ли негодовать на такую руку? От самого Создателя каждому разумному существу определена свобода воли и право выбора. Можно просто отказаться от протянутой руки – но зачем бить по ней!
Людям, находящимся в символической „спасательной лодке“, открывается возможность учиться смотреть на свои недостатки адекватно и принимать предлагаемую помощь для их исцеления, также очищения совести. В следствии можно понять:
Именно подобными вопросами основательно связано учение Библии, наставление нашего небесного Отца.
Свидетели Иеговы не считают себя совершенными судьями справедливого общества, но находят в себе ответственность приглашать и помогать готовым войти в справедливое христианское общество. Не более. Для опознания справедливого общества они сами тоже когда-то стали перед вопросом: готов ли я лично признать свои ошибки и предпринять решительные шаги исправления? Это означало быть готовым смыть с себя разнородную „пену“, льстиво успокаивающую совесть.
Доброжелательные люди призваны к свободе, ибо человек создан для свободы от рабства греха и смерти.
Апостол Павел объясняет это просто и доступно:
К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу
.К галатам глава 5, ст. 13
Как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла
,1 посл. Петра глава 2, ст. 16 добавляет апостол Петр.
Мы желаем и стараемся так поступать.
Но кто вникает в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действовании
.Иакова глава 1, ст. 25
Пена прикрытия зла
снимается безболезненно, по воле самого изучающего. И взамен человек приобретает свободу.
При этом все Свидетели признают, что к такому познанию они пришли не без помощи другого человека, благодаря его протянутой руке, то есть - благовествованию. Итак, вместо того чтобы подставить чистое от „пены“ зеркало, Свидетель предлагает слушателю взять его в свою руку. Разница, в принципе, огромная.
Чистым зеркалом является превосходящее нашу мудрость Слово Бога – Библия, возможно в данный момент открытая на интересной мысли у вашей двери. Вникнуть в нее или нет – сугубо личный выбор человека. Но этим его извещают о возможности выбора, за который он принимает полную ответственность на себя. Он имел возможность предварительно вглядеться в чистое от „пены“ зеркало, протянутое ему доброжелательным и снисходительным возвещателем Царства Бога. Стоит ли негодовать на него за эту предоставленную возможность?
Тем временем недоброжелатели всегда находятся, и Свидетели не защищены от „пены“ клеветы.
Вспомним изощренные обвинения в адрес Иисуса, которые выдвинуло иудейское духовенство – священники, главари иудейских сект фарисеев и саддукеев, и даже книжники – ученые знатоки Моисеева Закона и всего Ветхого Завета. Это в то время, когда именно духовенство в первую очередь было призвано опознать предсказанного Мессию и представить его людям. Но невзирая на клевету, Иисус продолжал возвещать. Царство Бога всем без исключения.
Не оставили своей обязанности свидетельствовать и все оклеветанные истинные последователи Христа – начиная с апостолов, и заканчивая современными возвещателями. Благодаря их самоотверженному труду, под руководством царившего на небе Христа, мы и ныне имеем возможность принять протянутую руку спасения.
Уместно ли возвещателям оставить свое дело из-за взбиваемой кем-то грязной пены? Оставив из-за клеветы или преследования Божье дело благовествования, они уже были бы не последователями Христа, а подобными фарисеям лицемерами. Если парафразировать эстонского классика Яана Кросса, то мимикрия христианства не делает ни из кого христианина.
Если гитлеровцы обрызгали Свидетелей красной пеной коммунизма, то сталинисты – фашистской цвета хаки и пеной американского империализма. Посредники публичного мнения взбивают пену на тему надоедливого беспокойства людей, также мифического отвержения медицинской помощи. Некоторые духовники распространенных религий испускают на Свидетелей пену дешевой новой религии, экстремизма и приписанного вымышленного отрицания Иисуса. Вдобавок, впутанных в политику религий раздражает налицо выстоянная Свидетелями Иеговы позиция нейтралитета, вызывая своей стойкостью завистливый гнев в не устоявших конфессиях.
Но, как уже прежде было сказано, пена остается пеной: призванной очаровательно покрывать разного рода грязью и затемнять действительность. Независимо от побуждений.
Желание освободиться из-под разного рода „пены“ вынуждает бороться. В какую борьбу это вовлекало Свидетелей?
Даже не пытаюсь изложить историю этой борьбы. Не потому, что тема не заслуживает внимания, но тема настолько обширная, что заняла бы множество книг – одному человеку это не под силу. Чтобы обрисовать общую картину, приведу лишь несколько наглядных случаев из опыта близких мне людей, со времен ссылки. В то же время на их основании нельзя делать обобщений.
Всякое сопротивление имеет свои причины. В условиях гонений первой возникает решимость Свидетелей сохранить свою веру.
Уже со времен войны мы, Эстонские Свидетели, были на десяток лет отрезаны от публичных регулярных встреч для поклонения. Если встречи и проводились, то уже в условиях подполья, в которое мы были загнаны преследованиями со стороны деспотического режима. Также нам приходилось прятать нашу скудную библейскую литературу. Приходилось как можно незаметнее исполнять свою обязанность возвещать. Все это – встречи, использование духовно укрепляющей литературы, и возвещательная деятельность – являются неотъемлемыми составляющими нашего поклонения Богу. Среди них нет более или менее важной части. Мы считаем каждую из них неизменно важной, без компромиссов. Подобно как для сохранения жизни необходимы пища, вода и воздух. Отсутствие любого из них ведет к летальным последствиям. Так и человек перестает являться христианином при прекращении требуемых свойственных христианину действий.
Из этого логически следует, что если мы решили продолжать свое поклонение, то все основные виды служения приходится совершать в более трудных условиях. Верное поклонение не могло осуществляться по примеру Улло Паэранда – героя романа Яана Кросса.Яан Кросс, Полет на месте. Перевод на русский Михайловой, Таллинн 2000, с. 402 (Jaan Kross, Paigallend. Ullo Paeranna romaan.) Инакомыслящий Улло Паэранд не перевоспитался под нажимом пролетариата, но спрятался в раковину, что писатель называет слиянием с пролетариатом как мимикрия – полетом на месте.
Мимикрия – маскировка, или подражание окружающей среде по внешности и цвету - не приемлема для искренних христиан.
Наша духовная личность сохраняется лишь в активной деятельности, невзирая на обостренную ситуацию.
Это сравнимо с тем, как человеку невозможно задохнуться по приказу сдерживать дыхание! Полет на месте был невозможен.
И что поучительно: продолжать служение было возможно и это даже давало плод, как показывают цифры, приведенные раньше.
Иисус не советовал своим поклонникам в гонениях сливаться с гонителями или маскироваться под них.
Как раз наоборот: Вы – свет мира ... Да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного
.Ев. от Матфея глава 5, ст. 14 и 16
Постараемся получить некоторое представление, насколько острой была борьба:
1) Посещая тайные встречи, или принимая друзей у себя дома,
2) получая любой религиозный текст или переписывая его от руки и давая его почитать другому,
3) беседуя с незнакомым человеком на библейскую тему, Свидетель всегда и всюду должен был считаться с риском предательства, ареста или репрессиями иного рода. Это требовало постоянной самоотверженной борьбы. Всегда нужно было быть готовым к тому, что этот роковой час может наступить именно сиюминутно, независимо от местонахождения или семейного положения.
Так в конце сороковых и начале пятидесятых годов репрессии постигли практически всех Свидетелей Иеговы по всему Союзу. По сталинскому принципу „лес рубят – щепки летят“ репрессии коснулись также большого числа родственников или друзей Свидетелей, не связанных с собранием, что вызывало сострадание и чувство вины перед незаслуженно страдающими близкими людьми (если принять априори, что Свидетели страдали заслуженно!). Не одному высланному Свидетелю приходилось изо дня в день, вдобавок ко всем тяготам ссылки, выслушивать осуждения и упреки со стороны недоброжелательных, а то и разгневанных родственников. Как будто виновниками несправедливой ссылки являлись их родственники-свидетели! К счастью в нашей семье подобного не было, поскольку мы все разделяли веру своей матери. Трудно представить тяжесть этой дополнительной борьбы. И даже в таких условиях нужно было продолжать активно служить Иегове, что могло в любой момент повлечь за собой добавочные репрессии. В Части 1 я коротко описал травлю, которой подвергся в первом классе, в Эстонии, со стороны учителя и соучеников. Униженный и запуганный, после скитания в кустах я все же снова пошел в школу, будучи готовым испытать то же, и не исключено, что даже худшее. На фоне нынешних фильмов ужасов это может казаться чем-то преувеличенным и нестоящим внимания. Но совсем разные вещи: смотреть фильм, или пережить такое самому.
Стоит вспомнить, какие тяжести постигли меня - первоклассника эстонской школы - со стороны сошкольников, натравленных на меня раболепствующей учительницей - вдобавок недавнему насильному лишению матери. К счастью – ничего подобного тому случаю больше со мной не повторялось. Несомненно, опыт и закалка повлияли на чувствительность оценочной шкалы. Да, я говорю: со мной! Но от моих христианских друзей я слышал намеки о несравненно более ужасающих вещах, причем не каждый в таких случаях готов вскрывать раны и рассказывать всё, ибо это требует новой и не малой борьбы со своими чувствами.
Возьмем, к примеру, мою любимую сестру Валентину. Что только ей не пришлось испытать со времени ареста матери и сестры Ольги – за полгода в Эстонии и за 7 лет в Сибири! Она добровольно приняла на себя опеку над детьми сестры и матери. Она заботилась не только о нашем пропитании и крове. Она была нашей духовной воспитательницей и покровительницей – и это куда важнее. Требовало ли это борьбы?
Ей снова и снова предлагали возможность освободиться от этого тяжелого бремени и сдать нас, малолеток, в детдом. Она решительно отказывалась от такого облегчения, понимая, что тем самым мы будем обречены на безбожное воспитание. Она замечательно понимала, что в материальном плане не может дать нам того, что мы могли бы получить в детдоме, но посчитала куда более важным гарантировать нам духовно полноценное воспитание, за что я ей бесконечно благодарен.
Отстаивая нашу веру, она отстояла и собственную веру. Но можем ли мы представить, какую внутреннюю борьбу она должна была при этом выдержать? Всего лишь за несколько недель до освобождения из Сибири ей предстояло еще раз выстоять в борьбе, когда свободу предложили не только ей, но и всем нам – ее подопечным.
Второе заявление на освобождение было, с помощью председательнице Зинаиды, подано уже давно. И тут Валентина получает повестку в районную спецкомендатуру. Ее воспоминания об этом событии столь же смутные, как и само событие.
Повестка в комендатуру не разъясняла, по какой причине меня туда вызывают.
Чем ближе я подходила, чем тревожнее мне становилось.
Принявший меня мужчина был обольстительно приветливым.
Он умело проявлял сочувствие к нашим нечеловеческим обстоятельствам, в которых мы оказались из-за (всего лишь!) какой-то веры.
Призывал посмотреть на него, бывшего Свидетеля Иеговы!
Стоило ему лишь подписать заявление об отречении от веры, и вот! Каким важным и совершенно свободным человеком он теперь стал!
Он все говорил и говорил, при этом подсовывая мне готовое заявление с ручкой.
Этот отступник от веры вставал на контурны, доказывая преимущество предательства.
Он умел очень каверзно доказать мне, что я виновата в причинении и продлении мук своей матери-инвалиду и младшим сестрам и братьям. Он просто не давал мне возможности выразить свои сложные мысли, причем - на чужом языке. Он все снова прерывал меня на полуслове, утверждая, что замечательно понимает, что я думаю и хочу сказать. В подтверждение тому он многословно и подробно описывал мои доводы, которые действительно казались почти (именно: почти!) моими, но в то же время какими-то искалеченными, хромыми и трудно выпрямляемыми.
Я еще никогда раньше не была в таком замешательстве. Но когда я по его совету посмотрела на него как на человека, который променял свое служение Богу на служение КГБ и усматривал в этом свободу. и даже возросшую значимость своей личности; когда увидела, как этот служитель госбезопасности старается ввести в пагубу меня и других – я поняла, что не должна объяснять этому Иуде и Пилату, что такое истина. Я должна сама остаться верной своим убеждениям и вере, что бы это решение за собой ни повлекло...
А ожидать я могла наихудшего – даже ареста, даже того, что моих милых подопечных отнимут у меня. Но я осталась верной благодаря надежде на Иегову, так как знала, что без его ведома и воли со мной ничего не случится. Я коротко и просто сказала нет! На этом он, важный слуга КГБ, а не я – темная и ничтожная верующая – должен был признать себя побежденным, и сдаться.
Этот нажим оказался последней попыткой сломить мою веру перед нашим освобождением. Авось клюнет! Но я не клюнула, и меня отпустили. Вскоре мы получили извещение об освобождении и нам стали выписывать паспорта.
Да, перед освобождением Валентине пришлось выдержать в борьбе с врагом и с уверенностью принять решение, способное привести к дальнейшему преследованию ее любимых близких. По пути домой она еще мучилась вопросом: вправе ли я решать судьбу моей семьи? Как же рада была она, удостоверившись, что нам и в голову не могло прийти иное решение. Она одна выстояла в битве за веру - не только свою, но и всех нас. Она предоставила нам повод хвалиться ее верностью. Холоп КГБ, навязчиво всовывавший ручку в руки Валентины, посредником искушения жаждал хоть чуточку повысить шаткую самооценку. Мол, если и кто-нибудь другой под натиском будет вдавливать в себя раба - выразившись по-Чехову - то можно для себя объяснить, что раболепие и холопство - явление общечеловеческое, а не моя частная бесхребётность.
Регулярные попытки сломить нашу веру предпринимались во время политических выборов, которые проводились не реже, как каждые год-два. В день голосования агитаторы приходили рано – начиная с шести часов утра.
Первый визит местных агитаторов был чем-то вроде прощупывания, а уходили они со зловещими угрозами. При следующем посещении было подкрепление в лице более важной персоны, как например председателя колхоза или сельсовета, парторга, или директора школы. Как логическое продолжение - в течение дня наведывался спецкомендант, график которого в день голосования, вероятно, был достаточно плотный, учитывая рассеянность Свидетелей на подотчетной ему территории.
Нет смысла перечислять суровые методы переубеждения и вдаваться в содержание угроз, не говоря уже о высмеивании наших убеждений. Все эти методы за всю историю Союза до скучности схожи и однообразны – что в Сибири, что в Эстонии. Тем не менее они влияли угнетающе, и ожидание прихода агитаторов вызывало в душе тревогу и смущение.
Но чего разумного можно было ответить офицеру - в расцвете лет, со сверкающими погонами - на его „простой“ пример о глупости веры в Творца: „Ты что, разве не видел в погребе, под гнилой деревяшкой, копошившихся мокриц? Откуда они там взялись? Созданы Богом, что ли? Они ж ведь сами, от сырости появились!“ Чего только, исходя из богатого идиомами русского языка, не случается от сырости! Так в народе и девицу могли признать беременной от сырости. Итак, почему бы и не эволюционный абиогенез?! Таким доводом водрузили на пьедестал науки всю теорию эволюции. Место, надо признать, достойное...
Ибо можно ли вообще эволюционную теорию считать научной? Исходя из предпосылок, предъявляемых для признания некоей теории научной, то по Encyclopedia of Scientific Principles, Laws, and Theories теория должна соответствовать трем основным требованиям:
1) данное явление можно наблюдать,
2) явление можно проверить на опыте и
3) на основании соответствующей теории можно делать точные прогноз (например, как таблица Менделеева предоставила возможность прогнозировать свойства недостающего звена в таблице).
Можно ли
1) наблюдать процесс эволюции? НЕТ!
2) проверить его на опыте. НЕТ!
3) на основании эволюционной теории делать точные прогноз о дальнейшем процессе эволюции? Никак НЕТ!
Можно ли эволюцию считать хотя бы научной гипотезой? Та же энциклопедия отвергает даже эту возможность. Да, по ней для научности гипотезы относительно доказательного материала предъявляются более мягкие требования, чем для теории. Тем не менее при гипотезе вытекающие из нее выводы должны быть проверяемы опытными методами. Пока же никакие ставящиеся опыты не дали положительного результата. Видим, что эволюция не является ни научной теорией, даже не гипотезой, а всего лишь предпочитаемой случайной возможностью, если не сказать - избранным и возлюбленным суеверием, которое твердят без основательных доказательств как мантру.Пробудитесь! Август 2015
Может быть агитаторы были в вопросах политических более искушенными? Например: „А если ты не проголосуешь за нашего Вождя, и Сталин уйдет со своей должности, что тогда будет? Ты варишь своей башкой – что тогда будет???“ Приходилось молча признать, что такого поступка от благочестивого Иосифа Виссарионовича - из-за неучастия такого паршивого ссыльного, как я, в голосовании – я действительно не смог бы переварить! Отречься от власти, достигнутой таким трудом? Нет, никак нет! Как видите, аргументация могла быть просто убийственной...
Но если бы ограничивались одной лишь аргументацией...
Угрозы зачастую не оставались пустыми словами, и смотреть им в лицо требовало мужества.
Двадцатилетняя мать-одиночка Вайке Илья (ныне покойная Вайке Козе), выселенная с годовалым, хворым сынком, испытала то, что последовало за угрозами.
Я сказала, что участвовать в выборах не буду. Тогда мне сказали, что сейчас же пойдёшь в лес, дрова заготовлять. Но я чувствовала, что нездоровая. У меня была температура 38 градусов и голова трещала от боли. Я объяснила им про самочувствие, но мне стали только угрожать. Они ушли, приказав обязательно явиться в избирательный пункт. Туда я все же не пошла. Вскоре на лошади подъехали два коменданта и приказали мне сесть на сани, чтобы – как мне объяснили – отвезти меня к врачу.
Так меня забрали от ребенка, и мы поехали. Как только мы выехали из деревни, мне сказали слезть с саней и идти перед лошадью. К счастью, они больно шибко не гнались. Погода стояла хорошая. Солнце светило и искрилось на снегу, который трещал от пятидесятиградусного мороза. На мне были ватные куртка и штаны, но обута я была только в калоши. Следующая деревня находилась за 7 километров.
Идя перед лошадью, я чувствовала себя очень униженно. Я не представляла, как это выдержу. Неожиданно они хлестнули коня и обогнали меня, оставив на дороге. Что было делать? Если поверну и вернусь, то они могут меня нагнать и начать издеваться. Я решила дойти до следующей деревни, надеясь хотя бы переночевать у тамошних эстонцев.
Но в начале деревни они меня снова встретили и указали сесть в сани, чтобы отвезти в больницу, находящуюся километров за 50. Я уже и так была измученная и промерзшая, и потому отказалась. Тогда они сошли с лошади и стали - один с одной, а второй с другой стороны - за подмышки волочить к саням. Вокруг нас стал собираться народ, и они решили меня бросить там и уйти. Я переночевала у эстонцев и вернулась домой.
Всего дня через два за мной снова послали подводчика, приказав доставить меня в Туган, к врачу. Был уже вечер, но мне приказали сесть в сани, и мы на тощей лошади всю ночь ехали за 50 километров. Но не к врачу, а в отделение госбезопасности. Они угрожали посадить меня за то, что я не пошла голосовать. Тогда они спросили, могу ли я читать по-русски. Со школы я немного помнила буквы и несколько слов, но все же сказала, что не умею. Они дали мне открытое, без конверта, направление в медицинскую комиссию, в котором я прочла, что какой бы больной я ни была, мне нужно выдать справку, что я здоровая.
Гебешник сопроводил меня к комиссии, состоящей из людей разных национальностей. Сам он остался сторожить за дверью, а мне указал передать бумажку. Врачи спросили, почему у меня такая бумага. Я сказала, что не знаю. Но у меня и тогда была высокая температура, голова ужасно болела, а глаза были красными от воспаления. Они осмотрели меня и сказали, что дадут справку, отражающую действительное состояние. Я отнесла справку в госбезопасность. Тогда они оставили меня в покое.
Никакого лечения мне не предоставили. Будучи больной, я стала в мороз шагать в калошах обратно домой, за 50 километров. Ведь там ждал меня мой маленький сынок. К счастью, дома начальство не выгоняло меня на работу до выздоровления.
Некоторые люди уговаривали меня подать это дело в суд, но я сказала, что Бог сам воздаст им – я не в силах с ними бороться.
В своей скромной самооценке она ошибалась: она была в силах бороться и даже уже одержала победу!
Ни Валентина, ни Вайке не являются бесстрашными львицами, отстаивающими свои права. Совсем наоборот – они особенно застенчивые и не бросающиеся в глаза, даже очень скупые на слово, женщины. Но тем ценнее их внутреннее мужество и непоколебимая решимость отстаивать верность своим принципам. Нет, они не прятались от опасности в кусты, а тем более не приспосабливались к врагу, не пользовались мимикрией, чтобы остаться незамеченными, чтобы затем оправдаться, как нынче принято, что иначе в те времена было просто невозможно!
Иначе было возможно и иначе поступали.
Даже сталинская принудительная система не была в состоянии всех подданных лекальной системы сделать идеально-лекальными. Вспомним краснопартийную председательницу колхоза Зинаиду, супружескую пару учителей Петровых – Валентину Максимовну и Сергея Петровича. Внимания заслуживает, например, Рахмиэль Блумберг,Ало Лыхмус - газета Постимеэс за 7 октября 2000; http://centropa.roromedia.at/photo/rachmiel-blumberg который едва ли не чудом вывозил на родину детей, сосланных в 1940 году, многократно выезжая за ними в Сибирь. Не должно ли это заставить антисемитов задуматься? Все перечисленные выше, и несомненно, многие другие честные и бескорыстные люди проявили себя истинными милосердными самаритянами, выступившими в помощь опальным инородцам – будь то в прямом или переносном смысле. Со своей точки зрения, они мотивировались высоконравственными понятиями, и на деле остались верными им. Да воздаст им щедро Бог любви Иегова!
Меру человечности таких людей невозможно определить по партбилету или его отсутствию. Не определяется человечность и по нации. Как этими милосердными самаритянами, так и Валентиной с Вайке руководила совесть. Именно к совести и стараются достучаться Свидетели Иеговы в надежде, что она отреагирует и проснется. Проснется для милосердия к ближнему и для поклонения Богу.
Еще чаще, чем участвовать в выборах, нас заставляли давать „добровольный“ государственный заем, вернее покупать заемные облигации. Эти облигации по своей сути напоминали католические индульгенции за грех. Как индульгенции, так и облигации были „добровольными“, но за неимение, вернее, за отказ покупать их, угрожали всевозможными муками. До смерти и ада.
Это новое явление вызывало в Свидетелях – и не без основания – опасение попасть в ряды добровольных спонсоров гонки вооружений, прокоммунистических мятежей и междоусобиц в странах третьего мира. Тем более, что зарплату нам не платили, и денежки у нас, как правило, не водились. Не говоря уже о лишних деньгах, о которых говаривали агитаторы. Принято было принудительно удерживать некоторую сумму с выплачиваемой зарплаты, но и этот прием не очень-то работал, из-за отсутствия получки. Итак тот, кто по убеждению совести отказывался покупать облигации, тем самым отказывался разорять свое и так крайне скромное хозяйство.
Но заставляли неистово. Если не 150 и не 100, то хотя бы 50 рублей требовали уделить государству. Выборы длились в течение одного дня, но государственным займом выкручивали руки почти беспрестанно. В какой-то мере в этом деле начальству играла на руку человеческая зависть. Люди, подписавшие согласие лишить себя некоторой суммы, не выносили, когда кому-то принципиальному в конце концов удавалось вообще не платить. Тогда, бывало, поднимали общий шум, в какой-то мере портивший наши отношения с местным населением.
Коринна Кёэлер (Энника) вспоминает:
Всех людей согнали к кузнице. И тогда меня первой вызвали вперед и сказали, что молодые особенно активные и поэтому... сколько я дам государству? Я сказала: „Ни копейки!“. Ну, тут меня обругали, мол, как же так, при всех, так и другие по моему примеру поступят! Но меня спрашивали при всех, как же мне было отвечать за углом! Среди отказников была еще одна эстонка и одна латышка, не-свидетель.
Тогда нас троих отправили за 4 километра, в сельсовет в Подлесовке. Сопровождавший нас туда представитель района приговаривал, что мы в последний раз наслаждаемся прекрасным заходом солнца, ибо теперь нас вышлют в такое место, где 12 месяцев подряд царствует зима.
В деревне нам повстречался один из двойняшек из семьи Илья, который посоветовал – на мягком выруском говоре - вместо того чтобы идти в сельсовет, сказать: „От нас до вас тот же путь, что и от вас к нам!“ Но вскоре он и сам оказался там же, в зале ожидания. Пришлось и ему мерить путь в одном лишь направлении.
В сельсовете нас поодиночке принимал мужчина с погонами майора, в присутствии местной свиты. Пространно и терпеливо он старался объяснить мне истинную суть вечной жизни. С его слов, это как Пушкин вечно живет в сердцах людей. Парень Илья из нетерпения сунулся в дверь, но признал по-выруски: „Никуда не подевалась! Сидит за столиком, а мужики все вокруг нее!“
Время было позднее, и наконец меня вместе с двумя спутницами отпустили домой, потому что в зале ожидало еще много народа. Спутницы были счастливы, что я отстояла также и их интересы, и что они легко отделались (если выжидание своего приговора в течение нескольких часов можно назвать „легким“).
Тем временем речка вышла из берегов и перерезала нам обратный путь. Вода уже текла высоко над мостом. Мы разулись, и по колено в ледяной воде перешли через бурлящий поток. Но мы даже насморком не заболели.
Если мои первые два учебных года в Халдеевской школе прошли под особым вниманием и опекой Валентины Максимовны и Сергея Петровича Петровых, то после продвижения Сергея Петровича в директора районной средней школы его освободившееся место занял Иван Данилович, прежний завуч. Этот, лет 35 мужчина, вернулся с войны невредимым и преподавал у нас географию и что-то еще. Его супруга была классным руководителем параллельных 1-4 классов.
Если прежнего директора боялись из почтения, то нового тоже боялись, но скорее за придирчивость. Ему мерещилось, что его не ценят по достоинству, и поэтому он все время старался усиленной строгостью добиться подобающего почета. Он не понимал, что такая тактика давала обратный результат. Безусловно, он не мог мериться с прежним директором, но постоянно боролся за недополученное почтение. Неумело, к сожалению...
Нашу веру он глубоко презирал, а вместе с верой и тех, кто ее исповедовал. Испытал я это еще тогда, когда он был завучем.
Несколькими главами раньше я рассказывал историю про свою глистовую напасть. Вот и настало время вспомнить ее заключительную фазу. Во время шестнадцатикилометрового пешего пути из Семилуженска домой, в Халдеево, было предостаточно времени „репетировать“ выученные у молдавских друзей песни восхваления Иеговы. Школьную клетчатую тетрадку с песнями я держал в руке, в такт песне шагал по пыльной ухабистой дороге, и усердно надрывал глотку. Ведь слушателей не было. Плотность движения была далекой от нынешних понятий.
Эта тетрадка меня подвела. Вернее, причиной испытания стала не столько тетрадка, сколько содержащиеся в ней песни, которыми заинтересовались и другие сохристиане деревни. Я стал переписывать для них песни, по мере сил.
Принуждения иногда принимали просто смешную форму.
Точной причины уже не помню: не то в пионеры вступить, не то просто отстаивание веры в Бога, - но Иван Данилович был невероятно предприимчив. Во время очередного посещения коменданта он устроил мне встречу со знатной коллегией. Меня одного, без взрослого сопровожатого, вызвали вечером в сельсовет. Там заседало четверо деловых мужчин: директор школы, спецкомендант, парторг и председатель сельсовета. Необычный состав для того чтобы сломить мальчишку! Это уже само по себе сразу подняло самооценку пацана.
Помню только, что мое самочувствие было приподнятым. Они угрожали отправить меня в детдом или сослать туда, где „раки зимуют“. Возможно, это намерение у них и было, но тогда непонятно, почему они его не осуществили. Может Мой Господь меня спасает / и от зла меня хранит? Так или иначе - я благодарен Иегове, что в тот раз он не позволил ничему особенному случиться со мной.