Не всякое событие в первое апреля - первоапрельская шутка

Начиная с облавы 1 октября, до 1 апреля прошло точно полгода. Школьные весенние каникулы закончились, и детям надлежало первого числа идти в школу. Значит, родители со своими отпрысками должны были из возможной поездки вернуться домой.

Намерения чекистов относительно семей были „доброжелательными“. К чему разделять семьи? Но даже несмотря на такое внимание, были промахи, так что некоторые члены семей оказывались несосланными, например, были высланы одни дети, без родителей. Бывало даже такое, что оставшийся шел к чиновнику и просил выслать также себя вслед за семьей – ведь он тоже значился в списке караемых врагов и заслуживал „бесплатного“ транспорта! Но возиться с единичными лицами было для властей слишком хлопотно. В великой войне, в борьбе с бессчетным множеством внутренних „врагов“, для истекшей кровью страны массовые расправы были намного выгоднее. К тому же, жизнь оставшегося можно было достаточно осложнить и дома, и за эту возможность обычно хватались с удовольствием.

Отставшего могли еще выслать позднее, во время очередной ссылки – конечно, уже не к семье - а при желании могли и вовсе его посадить. Но если уж больно хочется, так может на своих началах последовать семье. Запрещать не будут!

Например, таким „отставший“ от „своей“ ссылки 1949 года и сосланным позже вместе с нами, был истинный эстонский националист Арнольд Васьк, с матерью Эллой, общавшейся со Свидетелями. Его политические друзья проявили свое уважение к нему, уже усопшему, присутствуя в 2001 году на одной презентации первого издания данной книги, где и Арнольд Васьк числится в списке ссыльных.


Совершенно секретным „Приказом №. 001223“ (именно - два ноля перед номером означают „совершенно секретно“) было постановлено, что надлежит по спискам проверить состав семьи, выяснить местонахождение отсутствующих членов семьи и наличие больных. Но на деле до такой точности было далеко. Сохранившиеся в архивах МВД списки высланных из Эстонии в 1951 году имеют значительные расхождения с перепроверенными списками автора. На высылаемых имеются отличающиеся, разные списки.
1) Намечаемое число выселяемых из ЭССР было 250 человек (Архив Президента РФ, Ф. 3, Оп. 58, Д. 180, Л. 52-53). Из них, по уточненным данным автора, остались не высланными 36 человек.
2) Списки передачи конвоем эшелона № 97392, в четырех тетрадях от 13 апреля 1951 года, содержат 271 имя, из которых на 1 лицо имеется пометка о снятии в пути из эшелона, и пометка на 1 лицо, умершее в пути. Итого: согласно этому списку начальником конвоя, капитаном Елютиным, было передано представителю УМГБ СССР по Томской области, капитану Ивашкину, 269 человек живыми. (Эстонский Государственный Архив, 28 номеров фонда, под буквами А и R. Ед. хранения под номерами от 1 по 106).
3) По уточненному списку автора выслано было 280 человек. Один был в Пскове снят с поезда. В пути умерло не менее 2 человек. По данным интервью с высланными, на местах переселения оказалось не менее 4 человека, не значившихся в списках МВД. Кроме умерших в пути установлено 20 случаев смерти во время пребывания в ссылке. Несомненно и списки автора не являются конечными. Можно лишь видеть, с какой халатностью относились власти к судьбам конкретных человеческих лиц, счет над которыми велся с небрежной безответственностью. Ныне Евросоюз ведет надзор над скотом стран союза с на много большей подробностью.
Лично встретившись с десятками высланных, автор пересматривал с каждым из них все данные списков, причем расхождения выявились как в именах, так и в цифрах. Так, по последним данным, автор находит, что 1 апреля 1951 года эшелон № 97392 выехал из Эстонии с 280-ю интернированными. Но кто может в этих числах и именах гарантировать окончательной точности? Автор не ведает...

Из этого следует, что окончательное толкование списков, равно как и наличие, отсутствие или добавочное внесение кого-то в число выселяемых, могло основываться на устном руководстве. Ведь не находится ни единого следа о том, чтобы решение начальника опергруппы оспаривалось, осуждалось или признавалось неприемлемым. Всегда самым важным требованием видится полное, предпочтительно с лихом, число взятых. Больше всего побаивались недодачи предназначенного числа ссылаемых. Все остальное оставалось на совести начальников оперативных групп, а это были в основном украинские офицеры НКВД, направленные на время выполнения операции Север в Эстонию. Свободное толкование списков можно заметить и в очень разных методах обращения во время облавов.

Иногда для того, чтобы выяснить местонахождение отсутствующих членов семьи, как предписывал приказ, прилагались чрезвычайные усилия. Например, возле села Роозна-Аллику Пайдесского района, жили отец с сыном – Пеэтер и Карл Алет. Дочь Пеэтера, Хийзи Лембер, после ареста мужа (не Свидетеля) вместе с дочкой Мааей перебрались к отцу. Хийзи как Свидетеля Иеговы схватили на хуторе вместе с дочкой, но также взяли ее брата Карла, ненавидящего веру сестры. Мало того, в списке был и отец Пеэтер, на момент облавы гостивший у своего брата за 70 километров. Немедля поехали разыскивать неверующего Пеэтера, который впоследствии умер в Сибири.

При облаве в их семье выявилось интересное требование к операции – завершить ее „до рассвета“. Пригрозив выбить дверь, военные ворвались среди ночи. На сборы дали полчаса - поторапливали по причине скорого рассвета. По-видимому, это грязное дело было важно завершить прежде, чем глаза соседей смогут увидеть творившееся. Стеснительный народ - чекисты!

Оставляемое имущество переписывали. Но работающий на аккумуляторах радиоприемник, редкий и ценный в ту пору, пригляделся самим чекистам, потому его немедля прибрали. По возвращении из Сибири Хийзи Лембер узнала свой велосипед, облегчающий путь под местным чиновником. Но про возврату велосипеда он и слышать не хотел. Лишь пригрозил, что если она не замолкнет, то может вскоре снова оказаться там, откуда прибыла. Значит, в правосудие в ту пору еще никто не верил и, несмотря на то, что сосланные вернулись физически, им не вернули права на справедливость. Их воспринимали как бесправных еще более тридцати лет!

Вплоть до преддверия своего падения Советская власть не признавала свои репрессии несправедливыми, иначе пришлось бы задуматься о возмещении как материального, так и морального ущерба репрессированным. Наконец, с весны 1989 года, стала комиссия по реабилитации репрессированных просматривать их дела и выписывать реабилитационные справки. Признаёт ли власть-наследник дела силовых органов Союза бесправием? Как это ни удивительно, но никак нет! Теперь наши высказывания относительно тогдашнего бесправия называют „экстремизмом“, неуместным „переписыванием истории“. Мало того - уже более 10 лет совершаются на Свидетелей новые нападки! Но об этом прочтем более детально позднее.


Приказ не уточняет каким путем оперативникам следовало выяснить наличие больных и - при выявлении - как следовало с ними поступать. Вероятно, это всего лишь показная оговорка, сделанная „для галочки“, ради приукрашивания такого бесчеловечного приказа. На деле же никакой недуг, престарелость или младенчество не отменяли постановления о выселении значившегося в списке человека. Приказ министра МВД СССР генерал-полковника С. Круглова, №. 00149, от 27 марта 1951: Для медицинского обслуживания спецвыселенцев в пути обеспечить выделение ... в каждый эшелон по одному врачу и два фельдшера (медсестры), а также снабжение их достаточным количеством медикаментов и перевязочных средств. Некоторые историки сомневаются в наличии медицинских групп в эшелонах ссыльных. По их мнению деньги, выделяемые на медицину, конвой, вероятнее всего, пускал „налево“.

Приказ не содержит уточнений относительно детей, или как поступать с ними в случае болезни. Единственное, что касается детей, то выселяемые должны грузиться в вагоны семьями и разлучать семьи не разрешается (если только глава семьи не подлежит аресту). Главы семей ссылки 1941 года в большинстве принадлежали к аресту, а многие из них были через некоторое время расстреляны в лагерях пребывания, о чем официально замалчивали или давали лживые сведения о смерти, по причине болезни.

Показательным случаем была болезнь и смерть в пути, в скотном вагоне, сыночка Дагмара Кальювеэ - двухлетнего Тоомаса. Труп ребенка мать утаила от конвоя и так довезла до места поселения, где сама его похоронила. Томской спецкомендатуре его передали как живого.

Приказом предписывалось наличие медработников и медикаментов в поезде. Выдать начальникам эшелонов деньги ... 50 коп. на медицинское обслуживание в сутки на одного человека. Для кого этот приказ был намечен, если даже умирающий младенец не заслуживал медицинской помощи? Начальник нашего эшелона получил не менее 3000 рублей медицинских денег на руки. Хватало на выпивку в обе стороны пути, да еще с остатком. Не поили же солдат конвоя! И что еще трагичнее – Дагмар не была Свидетелем Иеговы. Вся их „вина“ состояла в родственности со Свидетелями. Они, как и большинство сосланных в 1951 году, страдали за чужие „грехи“, если веру в Бога можно определить грехом. Так некоторые из непричастных поплатились наивысшей ценой - ценой жизни несведущего младенца.

Ради иллюстрации обращения конвоя с младенцами приведу выдержки из отчетного „Маршрутного листа“Голько, Олег Свiдки Егови – сибiрський маршрут, Львов 2007, с. 29 и 30 высылки из Украины. В подразумеваемом вагоне (лишь в одном!) Возрастной состав: ... детей моложе 7 лет – 18 чел... Всего – 62 чел. То есть почти каждый третий „американский шпион“ был в возрасте младше семи лет. В норме питания предусмотрено 2 ведра воды – вагон/сутки. Два ведра на 62 человека - это 0. 32 литра на человека, или чуть менее одной наименьшей баночки прохладительного напитка, ныне предлагаемого в любом магазине.

Но ведь 0,32 литра воды отводилось не только для питья, в том числе питающим грудью матерям, или для приготовления пищи. Это была вода и для мытья – в том числе приведения в минимальный порядок попки младенца, и далеко не один раз в сутки! Такой недостаток воды продолжался во все время пути, то есть в течение двух-трех недель. Выселенцы помнят остановку поездов под Омском от одних до трех суток, при морозах, без пищи и воды в течение стоянки. Но проследим дальше отчет конвоя.

Жалобы спецконтингента: Требовали молока для детей, требовали врача, ребенок три дня не сосет мать. Требовали сменить дырявую парашу.Большое ведро или бадья в роли отхожего места, которое разрешалось опорожнять один раз в сутки - независимо от заполнения; заметьте - параша дырява! – авт. В вагонах холодно.

Меры, принятые по жалобам конвоя: Сделано предупреждение спецконтингенту вагона, что в случае нарушения правил поведения спецконтингента в спецвагонах конвой применит оружие. За пение песен – урезать хлебный паек. ... Молока нет, конвой корову с собой не везет, за брошенные через люки письма вагону не будет выдаваться вода. Парашу сменить не имеется возможности. Печек в вагонах не предусмотрено.Приказ Круглова: „Оборудовать вагоны по-зимнему“

Здесь налицо медицинская помощь, санитарные условия, питание, питье и отопление. Не говоря уже о возможности петь или выкидывать в окно записочки. Нельзя забывать, что это отчет только одной смены конвоя. А что делалось в следующую смену? Что „урезала“ третья смена? Если в предыдущей смене убавляли воду, не убавит ли воду и вторая смена, третья смена и т. д., в наказания за требования дать воды или посещения врача?

Количество воды по приказу министра не должно было быть ограничено. В приказе Круглова сказано: Эшелоны снабдить на каждый вагон бочками. (заметим: бочками во множественном числе, причем под бочкой обычно понимается резервуар вместительнее ведра) для воды и ведрами для подноски воды и пищи (из расчета по 2 на вагон). Но бочек не было. Если в одном ведре приносили пищу, то для воды оставалось тоже только одно ведро. Так именно было в нашем вагоне. Но нас в вагоне не было 62 души...

„Пассажиры“ нашего вагона помнят точно, что имелось всего два ведра – одно для воды, а другое для пищи. В моих глазах запечатлелось белое эмалированное ведро. Вторично по воду сходить не разрешали, ведь за человеком с ведром нужно было плестись и двум вооруженным солдатам. Кому хотелось „зря“ таскаться! Куда проще было загнать людей в вагон, захлопнуть задвижную дверь и повесить замок, а на дополнительные просьбы пригрозить пустить в ход оружие. Все. Вот тебе и бочки с водой!

Молодые историки, покопайтесь в архивах! Не найдете ли приказа министра о наказании конвоя за нарушение предписанного им порядка содержания „спецконтингента“?

Так же обстоит дело с печками и парашами. Приказ гласит: Оборудовать вагоны по-зимнему; унитазы огородить деревянными перегородками. Конвой же в отчете отговаривается, что печки, якобы, не предусмотрены. Конкретно в нашем вагоне была „буржуйка“, но топлива не было, а параша вообще отсутствовала. В середине вагона, в полу, вырезали дырочку сантиметров десяти в диаметре и обшили ее толстым металлом, чтобы узники не расковыряли дыру и не удрали (между прочим: всякие инструменты были изъяты дочиста) – ухитрись-ка в качающемся вагоне „прицелиться“, не имея возможности присесть! Даже подержаться не за что. В приказе министр пишет об унитаз! Да еще о деревянной перегородке! Никакой перегородки никогда никто не видел. Мы сами, для приличия, завешивали „унитазную“ дыру своими тряпками. А вода для уборки „унитаза“? Сами понимаете... По Украинскому случаю остаток с 0,32 литров - все ради чистоты „унитаза“!

Ну, что конвой с собой коровы не возил, это понятно и простительно. А ведь за пение песен и выкидывание писем отнимали даже те предусмотренные капельки живительной воды! Да, чем кроме винтовок, еще оставалось помочь? Так винтовками и пригрозили...

Как определяли наличие больных – неизвестно – но про врача мы в поезде ничего не слышали. Семидесятивосьмилетний Эдуард Паю уже в момент ареста был смертельно болен. Ради помощи солдаты, схватив его за подмышки, заволокли в вагон, так как сам он на ногах не держался. Он скончался в вагоне девятого апреля, не повидав сулимой Сибири. Его труп, согласно отметке конвоя, сняли с поезда в Свердловске. Вдова Эдуарда, Йоханна, продолжала путь одна, так и не узнав, что сделали с отнятым трупом мужа.

Надо признать, что это послужило спокойствию ее же души, так как перед вывозом трупа в мерзлую груду мертвых тел за тюрьмой, ему, брызжа мозгами киркой или ломом, проламывали череп. Так было положено во избежание симуляции смерти и возможного побега. В лагерях меньшего размера для вывоза трупов мог иметься повторно используемый простой дощатый гроб. На вахте могильщики перед дежурным начальником охраны вскрывали гроб. Охранник пробивал трупу череп, гроб закрывали, везли до края общей или частной могилы, открывали гроб, высыпали труп в ров, а гроб ворачивали в лагерь, до следующего „клиента“. В больших лагерях число умираемых не оставляло возможности на такие тонкости. На сани или телеги клали их с повисшими через край головами, чтобы охраннику было удобно и доступно „опечатать“ их. Да и могильщикам упрощало содержание повозки более чистым. Покрывало? Кого это интересовало?

Генерал-лейтенант А. Леонтьев, заведующий Главным Управлением по Борьбе с Бандитизмом при МВД СССР, в 1946 году подписал в Москве циркуляр, в котором требовал последующего захоронения убитых в Белоруссии, Литве, Латвии и Эстонии лесных братьев таким образом, чтобы было исключено их обнаружение другими „бандитами“.

Это требование, подобно щупальцам от основного „тела“, то есть от убитых в ходе облав лесных братьев, косвенно распространялось и на других умерших в местах задержания и при их транспорте. Для этого нужно понимать, что рядовому составу карательных отрядов не объясняли „тонкостей“ разделения на различные категории „бандитов“. Только офицерский состав, проводящий обыски при облавах, получал более детальные указания относительно рода улик, на которые при обысках следует обращать внимание. Например, что у Свидетелей Иеговы следует искать литературу на религиозную тематику, в том числе и Библии, тогда как у лесных братьев Библий обычно не трогали. Поэтому всех, кого разыскивали карательные отряды по борьбе с бандитизмом, обобщенно именовали „бандитами“.

Из этого следует, что все ссыльные, заполнявшие вагоны, считались „бандитами“. Захоронение умерших в пути узников рассматривали в свете циркуляра Леонтьева. Итак, эти строго засекреченные и безымянные места захоронений даже неуместно назвать почтительно „могилами“, для которых характерно как можно дольше сохранять память о погребенном. Память же о „бандитах“ старались стереть из истории человечества. Подобно тому, как и прах безымянных жертв, сожженных в нацистских крематориях, бесследно рассеивали по лагерным дорогам или для удобрения соседних полей.

Лийза Томсон также не вошла в вагон не на своих ногах. В возрасте 88 лет она умерла через неделю после доставки на место выселения. Особый приговор о ее спецпереселении навечно подписан через полтора месяца после ее смерти, 2 июня 1951 года.

Также в течение недели после прибытия умерла 87 летняя Анна Йыэрас с хутора Пуура, дом которой был разобран на бревна, использованные для возведения в Парксепа дома местного парторга. Анна Йыэрас уже задолго до облавы была больна и лежала в постели. Ее внук Калью Мыттус был полугодом раньше арестован как Свидетель Иеговы. Личная неприязнь парторга к этой семье посодействовала жестокому обращению с престарелой беспомощной женщиной. Одноногую больную старушку он указал закинуть поверх вещей в кузов грузовика, раскачивая между двумя солдатами как мешок. Кроме парня Калью Мыттуса в этой семье никто больше не причислял себя к Свидетелям Иеговы, но в Сибирь, кроме бабушки, были выдворены также его мать Йетте-Альвине Мыттус и сестра Лейда Уйбо с...

Да, случай с мужем Лейды Уйбо был вообще особенным. По неизвестной причине Виллем Уйбо в списках не значился, и его не брали – хотя неоднократно брали других, случайно оказавшихся в домах облавы. Представьте себе – Виллем Уйбо должен был написать прошение о высылке вместе с его двадцатилетней женой, с которой он пожалел расстаться. И чекисты проявили к нему снисходительность, отправив его вместе с семьей в Сибирь. Но ему, вернее его наследнице/жене, принадлежащий хутор все равно разнесли...

Что касается Тоомаса Кальювеэ, Эдуарда Паю, Лийзы Томсон и Анны Йыерас, то все приговоры на их спецпоселение были подписаны спустя несколько месяцев после их смерти. Курьезно? Несомненно, но далеко не смешно. Ведь со смертельно больными стариками и младенцами обращались с беспощадной жестокостью лишь по причине того, что они или их родственники верили в Бога не совсем так, как дозволялось по милости Сталина и его соучастников. Следует признать – Свидетели Иеговы отличались от некоторых религиозных групп тем, что не строили танков и не отправляли их на советский фронт, как ПЦ...

Курьезы с запоздалыми, посмертными приговорами всплывают снова, молодеют так сказать... Даже сегодня приходится от империалистически настроенных лиц слышать, что ссылок как таковых вообще не было. То были добровольцы, собственноручно подписавшиеся под выездными документами. А это значит, что двухлетний Тоомас, престарелый Эдуард, умирающие старушки Лийза и Анна подписались под просьбой о переселении посмертно – через несколько месяцев. Почему же власти не посчитались с подписанным желанием Эдуарда быть захороненным в землю Сибири, а оставили его труп на полпути, в Свердловске?

На сегодня известно не менее чем о 22 человеках (из 280 высланных из Эстонии), распрощавшихся с жизнью в поезде или на местах ссылки. Это почти 8%. Большинство из них были в преклонном возрасте или тяжелобольными уже до высылки. Постигшие их тяжелые переживания ускорили их смерть. И кто может сказать, что для них было труднее - физические недуги или духовные потрясения?

Родственники-несвидетели хоронят Амалию Глазер. Большинство присутствующих - высланные эстонцы. Деревня Мазалово, 1956 год. Похороны Отто-Аугуста Карриссона в деревне Баранцево, в 1953 году. Группа эстонских ссыльных перед домом семьи Уйбо, откуда только что похоронили Амалию - мать хозяина Эдуарда. Деревня Подлесовка, 13 августа 1956 года. Выселенные свидетели перед жильем Аугуста и Иды Каск, у кого нашли первое убежище братья, создавшие экстренный комитет Эстонии. Стоят слева: Аугуст и Ида Каск. Далее Вирве, Арнольд и Вильярд Каарна. Сидят слева: Хелве и Ловийза Каарна, Маая Лембер (автор замечательного письма и рисунка) и Хийзи Лембер, помогавшая Коринне Кёэлер в умножении Башен Стражи.

Жительница города Вильянди Магда Аррас была психически неустойчивой, а ссылка в Сибирь навалилась на нее непосильной обузой и совсем вывела из равновесия. Какой же голод и небрежение испытали ее четверо детей – в возрасте от четырех месяцев до восьми лет – прежде чем это заметили со стороны, похлопотали за них и добились некоторой помощи! Тяжелобольную мать, наконец, уложили в психиатрическую больницу, младшего сыночка Мадиса в августе 1955 приютила семья Каарна из соседней деревни, а близнецы Теэт с Маргусом и их старшая сестра Герта были направлены в спец детдом (приставка „спец-“ означает „под опекой КГБ“; там со специальной обстоятельностью проводилось коммунистическое промывание мозгов детей).

Вина Магды и ее детей перед властями заключалась в дальней родственности со Свидетельницей Иеговы Хельми Леэк, проживавшей за 80 километров в городе Тарту. Это обстоятельство стало достаточной причиной, чтобы разбить в осколки с трудом справлявшуюся семью матери-одиночки, чтобы раскидать их по разным концам неожиданно разросшейся родины.

Случай этой семьи вызывает глубокое недоумение. Что происходило в головах и совести доносчика и местных чиновников, принявших решение внести таких людей в список опасных врагов и убрать их с пути строителей коммунизма? Как может нормально мыслящий человек понять такой образ мышления – если это вообще можно назвать мышление? Поэтому неудивительно, что до сих пор живые участники этих зверских терзаний, вместо признания вины, брызжа слюной, не стыдясь, продолжают открыто винить ищущих справедливости, оправдывать свои гнусные дела и оплакивать сталинский режим. Человечности в них не было и не появилось даже после десятилетий ужасающих измывательств над беспомощными.

Согласно Приказу № 001223, инструктаж для участников террора был простой: Особое внимание советских партийных органов и трудящихся нужно обратить на то обстоятельство, что выселяемые являются врагами советского народа, со стороны которых не исключается возможность вооруженного сопротивления.

Значит, вооруженного сопротивления не исключали и со стороны психически неустойчивой Магды Аррас, ее восьмилетней дочери Герты, пятилетних сыновей Теета и Маргуса, и четырехмесячного Мадиса! Офицеры и солдаты ворвались ночью в их дом – как и в другие дома – с ружьями в штыках, орущие на непонятном для них языке мата, с рычащими овчарками. Подгоняя штыками, их в сумерках гнали к поезду и запихивали в переполненный грязный вагон из-под скота. Именно так, и только так, следовало обращаться с ярыми врагами советского трудолюбивого народа, выстраивающего под флагом Ленина и Сталина – прославленных друзей детей - интернациональный коммунизм и мир во всем мире!

Можно даже согласиться, что на фоне неблагополучной семьи Магды Аррас, вряд ли понимающей суть вменяемой им вины, преследование молодого, образованного, гениального и „остервенело“ борющегося за права человека Владимира Буковского, хоть в какой-то мере можно посчитать оправданным (упаси Бог, я не оправдываю это!). Но он сам от себя, сознательно, по доброй воле и неотступно выступал против незаконных, зверских действий властей.

Но на какого Корвалана выменяли Магду Аррас и ее беспомощных младенцев? Магда так и скончалась в спец психбольнице, не поняв своей вины и положения своих беспризорных детей. И поныне, даже теперь находится масса людей, оправдывающих такие зверства! Уму непостижимо, откуда такие люди и мировоззрения без конца берутся...

Отдельную категорию опасных врагов составляли сосланные без отца и матери дети, то есть находящиеся в положении сирот. В лучшем случае некоторые из них находились при родственниках. Число детей без родителей составляет около 4% от общего числа сосланных, и это значительное число невозможно считать простой случайностью или недосмотром. Каждый 25-ый высылаемый был несовершеннолетним без родителей! Перед детьми все взрослые люди в каком-то смысле в долгу, и этот фактор вынуждает меня перечислить их для читателя поименно:

Карлсбах Эда15 летбез отца, мать арестована; выслана с тетей
Кёэлер Эне-Малл13 летбез отца, мать арестована; выслана со старшей сестрой
Коогур Вирве17 летродители арестованы; выслана одна
Коогур Матти17 летродители арестованы; выслан один
Нирк Вийве-Элле13 летродители арестованы; выслана со старшим братом
Пыдер Рейн5 летсирота, один из близнецов; выслан с приютившей их женщиной
Пыдер Реэт5 летсирота, одна из близнецов; выслана с приютившей их женщиной
Силликсаар Мария15 летбез отца, мать арестована; выслана со старшей сестрой
Силликсаар Миръям4 годабез отца, мать арестована; выслана с сестрой матери
Силликсаар Сильвер8 летбез отца, мать арестована; выслан со старшей сестрой
Силликсаар Хильви12 летбез отца, мать арестована; выслана со старшей сестрой
Тамм Малл-Эстер15 летсирота; выслана одна
Ундритс Калью12 летродители арестованы; выслан с бабушкой
Ундритс Юта14 летродители арестованы; выслана с бабушкой

Если подумать о возрасте этих детей, то почему власти считали их настолько опасными, что подвергли еще более строгому наказанию, чем их арестованных родителей? Все, побывавшие в трудовых лагерях и затем на местах выселения, без исключения утверждают, что детям на спецпоселении приходилось намного труднее, чем их заключенным родителям.

Такое отношение к детям „классовых врагов власти пролетариата“ было абсолютно несовместимо, даже противоречило классовой идеологии, не признающей генетической наследственности. „Католический монах“ Мендель вместе со своей генетикой не был признан пролетарской наукой, согласно которой диалектика развития „общественного сознания“ зависела только от окружающей среды, воспитания, опыта и контакта с производственными средствами.

Академик Лысенко давно уже очистил Советский научный плацдарм от „монашеской генетики“ и ее российского предводителя Николая Вавилова, чья плоть уже в 1943 году была предана тлению в безымянной общей могиле ГУЛАГа. Это академик Николай

Вавилов, собравший крупнейшую в мире коллекцию семян растений, умер в Саратовской тюрьме от голодной дизентерии. Лысенко же нажимал на наследственную передачу навыков воспитания - даже в пшенице Египетской стозерновой. Писательница Людмила Улицкая „раскодировала“ его следующим образом: Академик Лысенко, враг формальной генетики, человек в биологическом отношении довольно безграмотный, считал, что все определяет среда, а генетику придумали буржуи. Хорошо кормишь корову, она дает хорошие надои. Еще лучше кормишь – надои еще больше. И так бесконечно? Но на его опытных участках только процентов 10 колосьев содержало обещанное число зерен, а остальные оставались совсем безурожайными, пустыми. Что могли дети, испытавшие репрессивное насилие, передать своим наследникам? Сталинско-Лысенковские навыки в обращении с невинными детьми и их родителями? По которое поколение? Исходя из ссыльного приговора, то на вечно...

Следовало, что дети - после заключения своих родителей - остались без вредного влияния их среды, воспитания и опыта и оказались в благоприятной среде пролетарской идеологии. Зачем было рассматривать таких детей наследниками вражеских взглядов своих родителей, если дети не могли не только научиться их склонностям, но и унаследовать по „мифическим“ генам? Полный абсурд!

Хотя-нехотя напрашивается одно сравнение. Мы уже находили, а в дальнейшем найдем еще многократно много общего между двумя одновременными тираниями мира. Тираны-близнецы: Гитлер-Сталин. Они по-близнецовски схожи даже в своем пропагандистском „искусстве“.

Искусство тиранов-близнецов (argumentua.com)

Но в чем-то они и различались.

Осталось всего лишь три месяца до начала Второй мировой войны. В Германии - где уже тысячи евреев находились в гето, а на дверях общественных помещений в открытую висели вывески „ВХОД ЕВРЕЯМ ЗАПРЕЩЕН!“ - Американская еврейская супружеская пара провела миссию спасения 50 еврейских детей. Эту невероятную миссию предприняли и успешно завершили Гильберт и Элеанор Краус. Через бессчетное число осложнений они в конце мая 1939 года выехали вместе с 50 детьми в море. В последующие годы войны большинство из их родителей погибло в ходе холокоста. Вместе с 1. 5 миллионами еврейских детей. Число спасенных, сравнительно с погибшими, математически ничтожно. Но даже одна жизнь - бесценна!

Ну, и что из этого следует? можете спросить. А вот что.

Вы, испытавшие на своей шкуре Советский Союз, а особенно сталинизм (других спрашивать навряд ли стоит...), постарайтесь себе представить супругов Краус из Америки, зимой 1951 года в пограничной проверке документов в Москве. „Цель въезда?“ „Высвобождение 50 детей из 3048 семей Свидетелей Иеговы, подлежащих на вечное спецпереселение в отдаленные пункты Сибири.“См. ПРИЛОЖЕНИЕ 6 „Сталину И. В. Записка МГБ СССР о необходимости выселения... иеговистов и членов их семей. 19 февраля 1951 г. АБАКУМОВ“ Ну, ладно, представим, что впустили бы в страну. А дальше? Встречаться с семьями, имеющих детей, от северной Эстонии до южной Молдавии? Оформлять в офисах по месту жительства бумаги соглашения на передачу права попечительства чужим людям, да ещё с иммиграцией в Америку - враждебную капиталистическую страну!? Допустим - в конце концов, все уйма требующих документов: свидетельств, справок, договоров собрано, подтверждено, согласовано, одобрено, разрешено и подписано. Следует добиться выдачи паспортов (иностранных! когда даже местным внутренние паспорта выписывались с крайними осложнениями), всем 50 иммигрирующим за границу! Наконец все 50 детей, вместе с Гильбертом да Элеанорой Краус впускаются в загранотдел аэропорта, при обыске личных вещей ни одна вещичка не становится преткновением для пропуска на самолет. Самолет разгоняется, взлетает и берет направление... нет-нет, не на Магадан или Норильск, а действительно на Запад! За какие присказки, допуски, оговорки или еще чего желаете, Вы были бы готовы поверить в такой исход миссии спасения детей не из Гитлеровской Германии, в преддверье войны, а 13 лет позднее, в самой свободно дышащей стране мира, стране победителе, в Союзе Советских Социалистических Республик!?

Предупреждение не по Гитлеру, а по Сталину писано... (argumentua.com)

Как видим - между „близнецами“ были не только сходства, но и разницы, причем даже довольно значительные.

Если желаете на досуге, за чашкой кофе или чая, в уме пофилософствовать, то советую обдумать суть термина, употребляемого в словесности документальных текстов ЦК КПСС, вплоть до развала Союза - эмигрант-невозвращенец. Что говорит эдакое жирное словище о принципе свободы личности в мозгах партийных правителей страны? Как может такой термин вообще подходить к официальной словесности свободной правовой страны? Как могло сказаться это отношение властвующих на жизнь подвластных?


Все выселенные, даже дети без родителей, были оставлены на полное само обеспечение, в то время как арестованным хоть и в мизерных количествах, но все же регулярно предоставлялись еда, одежда, кров и медицинская помощь. Арестованные были приговорены на конкретный срок, и на горизонте мерещился день освобождения. В то время как спецпереселенцы были приговорены к вечному переселению, что относилось также и к их возможным потомкам. Власть имущие любили нам напоминать, что мы определены „сгнивать в Сибири“.

Родители состоявших в списке детей были арестованы по религиозной причине и приговорены к наказанию по зловещей статье 58, по которой составом преступления были религиозные встречи (так называемые „антисоветские сборища“) и беседы на библейские темы с другими людьми или „антисоветская агитация“. Это рассматривалось как антисоветская пропаганда, саботаж и шпионство в пользу капиталистических стран. Их дети, родственники и зачастую даже люди, по иной причине входившие в круг общения, также попадали под удар безо всякой пощады.

Еще раз припомним маленького, едва лепечущего, двухлетнего „антисоветского пропагандиста“ Тоомаса, поплатившегося за родство со Свидетелем Иеговы своей младенческой жизнью. Согласно записи в дневнике Георгия Димитрова Сталин уже в 1937 году коротко изложил свою позицию относительно членов семей осужденных: Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена.Леонид Млечин, КГБ. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. М. 2001, с. 152 Сказано ясно и без притворства! Доказуемая виновность была излишним ханжеством в глазах „правосудия диктатуры пролетариата“.

Советская власть - самая „гуманная“ в мире - напоминает Ирода, властолюбивого четвертовластника времен младенчества Иисуса. Движимый завистью к предсказанному и родившемуся мессианскому Царю, он весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже.Ев. от Матфея глава 2, ст. 16 Я описываю участь эстонских „младенцев“, мучеников за веру, но кто знает их число по всей западной части Советского Союза, где в послевоенные годы было репрессировано почти десять тысяч человек – Свидетелей Иеговы и приближенных к ним людей? Если в Эстонии среди сосланных было 4 процента детей без родителей, тогда, применив тот же множитель, мы получаем ужасающую цифру 400! Осмелюсь полагать, что это число было еще намного больше, зная, насколько раньше, чем в Эстонии, начались аресты Свидетелей в Украине и Молдавии, насколько более многодетными были их семьи, и насколько больше детей к моменту ссылки успели лишиться родителей. А пощады к ним не было.

Утешением служит та же надежда, которая есть и у детей, убитых Иродом – воскрешение на райской земле во время тысячелетнего Царства Христа. И, к счастью, эта надежда не тщетна!

По сравнению с сиротами не в лучшем положении оказывались и престарелые, одинокие, немощные люди без присмотра. Им ведь не выплачивалась пенсия. За какие средства они, зачастую прикованные к постели, могли обеспечить себе питание, уход и врачевание? В тяжелом состоянии не всегда помогал и уход. Например, по прибытии в Сибирь, все тело 84-летней Анны Ыун покрылось гнойными язвами. Ее дочь, из-за отсутствия медицинской помощи дошедшая до отчаяния, обратилась к знахарке и попала из огня в полымя. Старушка медленно угасла в постоянных ужасных муках. Но к ним мы вернемся в следующей части.


От других ссыльных мы услышали, как отличался ход облав, и насколько по-разному оперативные группы обращались с выселенцами. Трактовки положений приказа изобиловали богатым творческим разнообразием. Большинству выселяемых давалось на сбор вещей полчаса, от силы час. Но в некоторых семьях оперативники не раздражались, даже если это занимало несколько часов.

Из вещей и продуктов, как правило, разрешали захватить лишь минимум самого необходимого. Например, после выгрузки ссыльных в тайге все были удивлены обилием имущества одинокой шестидесятилетней Юлии Тоом. Ей было сказано, что она имеет право взять с собой до 1, 5 тонны имущества. Будучи опытной домохозяйкой, она уделила больше всего внимания имеющимся запасам хлебной муки, вследствие чего при ней была внушительная куча мешков. Как так, спрашивали все? Но она и сама не знала ответа.

Только теперь, когда открылся доступ к некоторым раньше строго секретным документам, можно из ПРИКАЗА МВД СССР № 00149, за „27“ марта 1951 год, о мероприятиях по обеспечению конвоирования прочесть: Выселяемым разрешено вывозить с собой лично принадлежащее им имущество, продукты, домашние вещи, инструменты и мелкий инвентарь, весом до 1500 кг на семью.

А значит, большинству не позволялось брать имущество в таком количестве только из прихоти оперативников, заботившихся о собственном удобстве! Оставалось что грабить! Но жаловаться мы не смели, ведь никто не оглашал нам наших прав. На углу приказа красуется памятка Строго секретно, экз №... (особой важности). Действия же оперативников никем не проверялись и, по всей вероятности, никого не интересовали. Важно было отчитаться в количестве сосланных, и все, на том и точка. Лишь бы было с лихвой! В результате такого отношения окончательное число высланных из Эстонии Свидетелей превысило намечаемое на 30 человек: 280 вместо 250. Перестарались, значит, всего лишь на 12%! За такой ничтожный результат вряд ли даже медали или премии выслужили, если нормальным перевыполнением плана считалась пятилетка в четыре года, то есть 25%...

Большинство высланных припоминает, что им разрешали брать с собой до ста килограммов продуктов. Вдумайтесь: все чиновники замечательно знали, что в отсталых сибирских колхозах, куда определяли ссыльных, годовые трудодни оплачивались раз в год, не раньше января-февраля. Значит, высланных в апреле ссыльных вполне сознательно приговаривали почти к году голодания. Это и давало возможность чиновникам злорадно высказываться о „сгноении врагов народа в Сибири“.

Мебель с собой брать не разрешали. Брать книги не запрещалось, хотя они не входили в перечень разрешенных вещей. Обычно книги вызывали у оперативников, не владеющих эстонским языком, подозрительный интерес – почему именно эта книга? А вдруг это что-то антисоветское? Нет уж, лучше не рисковать - выхватывали из рук книгу и через плечо отбрасывали на пол.

В Тарту, по соседству с парком Раади, после ареста Алиде Кёэлер остались жить ее дочери - восемнадцатилетняя Коринна и тринадцатилетняя Эне-Малл. По случайности, при облаве на их квартиру присутствовал директор педагогического института, где училась Коринна. Она хотела прихватить с собой две Библии, но начальник оперативной группы спросил по-русски (язык специализации Коринны) у директора, что это за книги. Директор из добрых побуждений назвал их „словарями“, тем не менее, офицер не разрешил детям взять их с собой. В то же время, хотя брать с собой мебель не разрешалось, оперативник предложил девушкам взять с собой пружинный матрац и столик из-под радио (не само радио, а лишь столик). Позднее девушки сожалели, что по чистой глупости не послушались и не взяли, опасаясь чрезмерной возни с объемистыми вещами.

Школьные каникулы кончились, и бабушка еще вечером привезла Эне-Малл из деревни в город. Сама тоже осталась ночевать у внучек. Выяснилось, что бабушка в списке высылаемых не значилась. Ей объяснили, что если она желает последовать за внучками, нужно написать заявление. Ехать в Сибирь ей не захотелось, да и Свидетелем она не была. Но из квартиры ей приказали уйти, так как квартиру с конфискованным имуществом следовало опечатать. Почему член семьи не имел права оставаться в квартире? Почему и за что ее выставили на улицу, как бездомную? Так она, в полпятого утра, в темноте отправилась к старшей дочери, до которой было километров семь пути. Впопыхах поскользнулась на льду и сломала руку. Придя к дочери, сообщила, что изверги увели детей.

Эти „изверги“ проводили обыски очень тщательно. Основательно уточняли содержание книг. Все хоть сколько-нибудь подозрительное изымалось, в том числе Библии, иная религиозная литература, все письма, фотографии и заметки, – даже газета с парой слов на полях. Все шло в ход в роли вещественных доказательств.

Обыск в нашей квартире проводился уже второй раз за полгода. Все сомнительное было уже изъято раньше. Так мы остались без единой семейной фотографии. Поэтому второй обыск много времени не занял. Да и вещей, в которых можно было бы долго шарить, у нас было не ахти как много. Вскоре офицер с несколькими солдатами покатил в деревню Вара, за моей сестрой Александрой – точно как и в первый раз, при аресте матери. Тогда они не застали ее дома. На сей раз им повезло больше – Александра со своим шестилетним сыном Матти оказалась дома.

Акт обыска при облаве признает, что 1) никакой религиозной литературы, 2) никакого оружия и боеприпасов, 3) др. компрометирующих вещей или вещественных доказательств, 4) ценностей (золота) изъято при обыске ничего не было. Тем не менее дети были заслуженно высланы на вечно.

Во время последней облавы мы пережили нечто поучительное. В отсутствие офицера оставшиеся солдаты стали совсем другими людьми. Мы увидели, какое принуждение и трепетный страх испытывали они сами! Освободившись, подобно сжатым пружинам, из-под пристального взора начальника, эти парни в солдатской форме получили возможность проявить человеческое сочувствие и готовность помогать. Они стали сами спешно подавать девушкам всевозможные вещи, давая указания упаковать их. Они притащили из сарая бочонок с засоленным салом и позволили забрать с собой все мясо. Также они нашли и притащили из-под сарая два мешка муки. Несомненно, мясо и мука сохранили нам жизнь в очень скудные первые полтора года в Сибири.

Акт на конфискацию имущества дает ясно понять о материальном положении нас, детей Веры Силликсаар, в момент облавы. Приведу полный текст акта.

Акт.

О состоянии имущества оставшегося имущества Валентины Силликсаар, состояние имущества следующее:

Одна корова.
Две овцы, один ягненок.
Четырнадцать кур.
Семенной кортошки 600 кг.

Из домашней утвари следующее:
Один шкаф для одежды.
Две кровати.
Один комод.
Один стул.
Квашня для теста.

Подписи и печать.

В раннюю весну пищевого картофеля у детей уже нет. Только немного сохранено семенной.

Мебели - на пять человек - две кровати, один стул. И то конфисковали.

Позднее, из архивных документов, я узнал, что вероятно этого парня в форме младшего сержанта НКВД, но с сочувственным сердцем, звали Улыбышевым.


Мы, наверно, привыкли думать об огромном Советском Союзе как о стране большого беспорядка. Но чему-то можно и поучиться у нее в способности быстро организовывать задуманное. Например, в Эстонии люди еще не успели основательно освоить новые методы, тем менее принять новые идеи, но заметьте – с какой удивительной плавностью спорились настолько сложные и притом строго засекреченные мероприятия, как ссылки! Целая армия привлеченных местных партийных органов и властей, комсомольских активистов и сыщиков-доносчиков, была готова с прыткостью проявить партийно-идейную бдительность, часто бóльшую, чем от них требовалось, прямо-таки холуйскую. Святее самого папы Римского... Поспешное приятие чуждых идей поэт А. Алликсаар сравнил удачно: „Необдуманно принять чужие убеждения то же, / что одеться / в чужое бельё, / прежде не стиранное.“ Наступило время внедрения нового мышления, с отсутствием мысли. „Истина - зараза, против которого большинство человечества - / иммунное. / Кто не вопит, того презирают. / Кто не ревет, того отвергают- / Кто не горланит, того на рисовые кусочки порубят. / Кто не умеет мычать, того за человека не принимают.“Artur Alliksaar, Saab siis tõde lihtne olla?, Santa Maria - перевод СС

Облавы по всей стране проводились лишь ночью или „до рассвета“, и уже к вечеру наступающего дня все собранные были доставлены на лошадях, автомобилях и поездах в сборные пункты на железнодорожных узлах в Таллинне, Тапа, Тарту, Выру и Валга. Там они были загружены в скотные вагоны и привезены в российский город Псков, где комплектовался эшелон, вместе с вагонами из Латвии, Литвы и Калининградской области, прежней Восточной Пруссии.

Вспомним упомянутый ранее арест Хийзи Лембер с дочерью, ее брата Карла Алет и их отца Пеэтера, за которым отправились за 70 километров. Несмотря на такие расстояния, они еще до рассвета, как и полагалось, на лошади были отправлены в село Роозна-Аллику. Там их пересадили к другим ссыльным в грузовик, на котором доставили в Тапа, где погрузили в маленький двуосный скотный вагон. Включая четырех членов семьи Лембер, в вагоне было 28 человек, из которых 13 были несовершеннолетними, то есть без одного половина. Власти жаждали видеть себя могучими, а на беспомощных детях это вожделение удавалось осуществить наименьшими усилиями, не опасаясь сопротивления. Таковыми были чекистские герои сталинского времени...

В Тарту, вдали от станции - где ветка железной дороги делала долгий поворот по пустырю, направляясь к мясокомбинату и речной пристани, - было вдоволь места для множества связок, узлов и чемоданов, для постоянно растущего числа детей, женщин, и немногочисленных мужчин. Просто в незаселенной речной долине не было лишних глаз. Но, например, в Выру вагоны для выселяемых поставили недалеко от станции – у молочного комбината. Там, чтобы отвлечь внимание посторонних, привозимых ссыльных окружили комсомольцами, которые должны были петь-плясать и дурачиться, но поскольку это гулянье на пустыре с раннего утра в рабочий день было совершенно необъяснимым, оно наоборот привлекало людей, которые иначе и не собирались идти в ту сторону. Так солдатам все же пришлось отпугивать людей винтовками. А очередную ссылку заметили.

Если погибающих на фронте исчисляли в „единицах утраченной живой силы“ (интересно – входили ли в это число также собаки-ищейки и тягловые лошади со своей „лошадиной силой“?), то, травестируя фразу, можно сказать, что 1 апреля 1951 года из Эстонии было выслано 280 „единиц вражеской шпионской силы“ - от малютки-сосунка до дряхлого старика.

Мне к тому моменту перевалило за восемь.

Двухосный вагончик, для транспорта животных. Пол от навоза не был очищен. В нашем вагоне было 26 человек. В один такой же вагон из Украины – соответственно отчету конвоя – было впичкано 62 человека. Сверху можно опознать заделанное отверстие окошка. Слева видна раздвинутая дверь-задвижка.

Плотники и слесари на наших глазах с поспешностью оборудовали для нас маленькие, двуосные вагоны, предназначенные для перевозки 8 лошадей, 32 солдат или 40 ссыльных. Двуногих млекопитающих вынуждали забыть о разнице пола и возраста, а также санитарные и этические нормы.

Слесари ремонтировали тяжелые задвижные двери, их задвижки и петли для замков. Два малюсеньких оконца под потолком вагона украсили стальными „шторами“. Плотники корпели над нарами, которые строились с обоих концов вагона, чтобы людей можно было расположить в два яруса. Я не раз задумывался о том, что чувствовали эти простые рабочие, получившие наряд строить для нас тюрьму на колесах на наших же глазах? Еще ни разу не приходилось слышать или читать о воспоминаниях этих людей, а было бы интересно. Наши шмотки мы клали под бока вместо матрацев, иные расположились на вещах полусидя, кто-то иногда похрапывал, а кому-то совсем не спалось. Но, надо сказать, что наш вагон не был переполненным по сравнению с некоторыми другими; мы расположились сравнительно просторно и „уютно“.

Приказом № 001223 о высылке постановлялось: В день операции начальник погрузочного пункта, вместе с начальником эшелона и с начальником НКВД, проверят – все ли вагоны снабжены всем необходимым (нарами, парашами, освещением и решетками)... Исходить надо из расчета до 25 человек на вагон.

Нары были, были также и решетки. Но освещения не было. Даже два окошка под потолком были помимо решеток заделаны дощатыми ящиками в форме треугольных призм, так что только с неба убогий свет попадал в окно. Параши не было. Лишь на третий день, уже в Пскове, прорубили в полу дырочку в роли отхожего места. На каждый вагон определили по два ведра: одно для доставки пищи, и одно для воды, что призывало к строжайшей экономии воды. Предписанной, и самой необходимой „бадьи“ для воды не было. Возможности помыться не было вовсе. К счастью, в нашем вагоне не было пеленаемых младенцев - самой младшей была моя племянница Миръям, которой было почти четыре года. Была буржуйка, но топливо фактически отсутствовало.

В вагонах без перегородок вперемешку располагались мужчины и женщины, пожилые и молодые, здоровые и больные. Особенно неловко приходилось молодым, без привычки вынужденным удовлетворять свои жизненные нужды на виду у всех, почти как в общей бане. Причем мы не имели никакого понятия о том, сколь долго продлится наш путь.

Беседовали мало, обычно помалкивали. А если и говорили, то вполголоса. Не помню, чтобы плакали или жаловались – да и кому? – мы все были в одинаковом положении. Арнольд Каарна, единственный взрослый мужчина в нашем вагоне, через некоторое время - пересилив свою застенчивость - старался в кратких речах немножечко прояснить наш духовный взор, примирить с реальностью, помочь принять постигшее нас как неминуемое, во всем уповать на Бога. Иногда некоторые робко запевали наши христианские песни, а другие тихо слушали.

Все были в ожидании. Неопределенность страшила, но жаждала решения.