Всякая развязка предполагает копошения в туго затянутых узлах

Исходя из современных человеческих отношений, почти невозможно понять, как эти три семьи в коммуналке не подрались, даже не поссорились. Малюсенькая кухонька и даже более интимные „кабинеты“ были общими, на три семьи. А тут еще нагрянуло шесть душ, не очень-то разбирающихся в тонкостях напряженных взаимоотношений коммуналки. Подходящая тема для скул Аркадия Райкина. Но разжевывать ему ничего не осталось бы, поскольку царил полный мир и игнорирование проблем, могущих вызвать разногласия. Мне это и по сей день непонятно. Читал я описанное без лишних красок „счастье“ немецкого антифашиста Вольфганга Руге, который сбежал в „коммунистический рай“, о нахождении жилья в Москве. Мы с Вероникой устроились на трехквадратной темной площади между книжной полкой и занавесей, куда вместили кровать и маленький стольчик. Всего в метре от нас направо спала мать Вероники - Анна Ивановна. Еще в квартире жил разведенный отец Вероники Иван. Он спал в неотапливаемой прихожей. Пятым находил укрытие брат Вероники Валентин, который над местом отца надстроил нары. Все слышали каждое последнее словечко соседа.

Видимо, люди того времени были настолько закалены в разных ситуациях, что рамки терпимости относительно ближнего были из довольно-таки мягкой резины? Но навряд ли дело было только в привычности и осознании безысходности, но - и даже в первую очередь - в сердечной доброте и бескрайнем терпении этих соквартирантов, которых теперь, через десятилетия, хотелось бы от души поблагодарить. Только поименно я их не помню...

Неужели Сталину удалось создать „нового человека“, основой которого была идея социалистического проекта, согласно которому борьба против пережитков классового себялюбия приведет к триумфу золотой эры коллективизма? Его замысел не был новым. Подобные планы составлял Гитлер еще до прихода к власти: Государство должно поступать как надзиратель тысячелетнего будущего, перед которым вожделения и себялюбия отдельной личности должны смотреться ничтожными и низложенными.F. Rouvidois Utopia and Totalitarianism. NW 2000, ст. 330 Здесь опять перехлестываются/стыкуются общие принципы этих двух деспотических гигантов...

Ольга, Валентина и Мария немедля стали разъезжать в поисках хоть какой-нибудь работы и жилья. На работу – да, поступайте, но чтобы предоставить жилье, да еще прописку... Товарищи, вы кем себя возомнили!? Сами сосланные враги народа, прискакали из Сибири, и сразу вам подавай все готовенькое! Никто и не вспомнил об отобранном у нас жилье. Нас даже в родной Тартуский район не впускали, не говоря уже о прежнем доме. Нам было запрещено селиться в военных городах, а также в широкой прибрежной пограничной зоне, которая занимала почти пятую часть республики. Первое „приземление“ удалось осуществить в селе Аравете Тапаского района. Основаться там помогла солагерница Ольги - Меэта Валк.

В двух километрах от Аравете, в деревне Курисоо, жила в своем доме одинокая женщина Саале Микк. Две ее взрослые дочери жили самостоятельно в столице, Таллинне. Жившая неподалеку Меэта Валк помогла уговорить Саале Микк сдать пустующую комнату нашей семье. Будучи мирной и доброжелательной женщиной, она не видела проблем в общем использовании кухни и иных подсобных помещений, из-за чего в основном вспыхивают раздоры между хозяйками. Странно, но оказалось, что через пару домов живет семья Элийзы Пост, знакомая нам еще с Халдеева!

Жилье нашли, но с работой оказалось сложнее. Вариант необычный, нужно признать. Нет-нет, не то чтобы в советское время где-то был избыток рабочей силы. Но таких, из Сибири!? В колхозе „Мурранг“ согласились „таких“ взять только на испытательный срок, причем на работы, на которые не хотели идти местные. В вопросы оплаты труда вовсе отказались вдаваться. Мол, посмотрим...

Но для нас было крайне важно где-нибудь обосноваться. По истечении испытательного срока сестры попытались вступить в колхоз. Правление уже было готово согласиться, но воспротивился парторг. Нет уж, у нас и так уже вдоволь этих антикоммунистических „иеговистов“! Тут и пресловутая семья Козе, от которой эта зараза распространилась по Эстонии, тут и Хельмут Крайс, и Меэта Валк, и Лийза Пост, и Юхан Яансон! Кто как не я будет отчитываться за них перед органами КГБ и партии? Не согласен! Итак, в колхозе „Мурранг“ (что означает перелом), в отношении к бывшим ссыльным никакого перелома пока не наблюдалось.

Чем-то нужно было зарабатывать и за счет чего-то жить. Пробовали там и сям. Ольгу приняли дояркой в южной Эстонии, а Мария пристроилась там же поварихой в школьной кухне. Меэта Валк, устроившаяся в районном быткомбинате вязальщицей женских кофт, порекомендовала на эту же должность и Валентину. Платили мизерно, но зато ежемесячно и наличными. А это тоже чего-то стоило.

Так мы продержались первую зиму. Следующим летом Валентина устроилась на торфяное болото в Лехтсе. Несравненно приветливая Юлия Тоом, уже знакомая читателю в связи с полутора тоннами муки, которые ей разрешили взять с собой в ссылку, жила с дочерью Лейдой в комнатушке рабочего барака-общежития. Свободное место было еще разве что в расщелинах дряхлого пола – только для блох, терроризирующих все рабочие общежития. Но сестры кое-как потеснились для Валентины, и так она тем летом проработала на торфяных разработках.

Иногда и я приходил по воскресеньям помогать ей выполнять непомерно большую норму выработки. Скудный заработок приходилось добывать в горечи и грязи. Огромнейшая махина – торфяной комбайн – оставляла за собой на торфяном поле пять рядов грязевых комьев для сушки при неустойчивой погоде. Чуть подсохшие сверху комья следовало осторожно перевернуть сырым брюхом вверх и сложить в пирамидку. Через некоторое время их снова переворачивали и каждые пять пирамидок складывали в одну. От торфяной пыли слезились глаза, во рту не прекращался пряно-терпкий привкус, а спина болела до невыносимости. Никакого уменьшения в норме из-за непогоды не предусматривалось. Суши комья хоть полотенцем, лишь бы норму сдал!

Я пробыл у сестры Александры до окончания седьмого класса. Оставаться в средней школе было немыслимо, поскольку содержать меня было некому. Я тоже постарался найти в Аравете подходящую работу. Мне помог Хельмут Крайс, работающий в колхозной строительно-ремонтной бригаде. Он замолвил за меня словечко бригадиру, и меня приняли в бригаду учеником.

Мать с сестрами советовали мне поработать годик, чтобы купить новую одежду, соответствующую прибавившемуся росту. Затем я мог бы поступить в какой-то техникум, чтобы приобрести профессию. После получения паспорта за пару лет недоразвившееся тело прибавило 20 последних сантиметров, что вынудило покупать одежду „по росту“ несколько раз. Ускоренный рост сильно обострил мои проблемы со дважды потерпевшей спиной, не давая покоя ни днем, ни ночью. Это усугублялось тяжелой работой. Немало денег ушло на многократные поездки к врачам в Тапа и в Таллинн. Пользы же от врачей не было никакой. Оставалось надеяться, что проблемы пройдут с возрастом.

Зато работа в маленькой и незначительной колхозной стройбригаде определенно оказалась ценной. Наш бригадир Вальтер Крейцберг был довольно-таки придирчивым к упущениям в качестве работы. Но он был не только требовательным. Он неустанно и основательно отвечал на разные „почему“. Через годы, обдумывая ход жизни, я начал понимать ценность терпеливого наставника для молодого и любознательного человека. Крейцберг заложил фундамент основных понятий что касается правильных приемов и последовательности операций в строительных и ремонтных работах со стройматериалами, используемыми испокон веков.

На следующее лето открылась возможность войти в звено кровельщиков, в котором молодые парни дранкой обновляли прогнившие крыши. Вместе с тремя сверстниками, звеньевым которых оказался уже знакомый Калле Крайс, вместе с Вильярдом Каарна испытавший заморский плод лимон, работа шла ладно и весело. Соревнуясь, ребята взвинчивали темп работ до предела. Сырую, только что нарезанную дранку следовало с определенным перехлестом разложить и пригвоздить в качестве обрешетки. Несмотря на темп работы, брак не допускался. За этим бригадир следил строго. При необходимости заставлял переделывать за свой счет. Молодец, бригадир! Я искренне благодарен Вальтеру Крейцбергу, что он учил меня, молодого, добросовестно относиться к своему труду! Но ускоренный темп давал хорошую выработку, которой не всегда достигала даже основная бригада. Дело было в том, что им начислялась почасовая оплата согласно присвоенной категории, а мы получали сдельно.

Моя сестра Ольга нашла работу и жилье в южной Эстонии, на берегу прекрасного озера Валгъярве. Там были более приветливыми: ее сразу приняли дояркой в колхозную ферму, а также зачислили в колхоз. Вместе с матерью к коровам привязалась ее дочурка Миръям, которая осталась верной своей работе до пенсии. Что касается отношений со скотом, можно сказать уверенно: она одаренная женщина. Животные любили ее и она любила животных.

Ольга, вскоре вошедшая в число передовых доярок района, порекомендовала в колхозе и своих родных. После двух лет, прожитых в Аравете - опять в апреле, теперь уже 1960 года - из Валгъярве за нами приехала небольшая крытая машина, в которую плотно упаковали все наше добро, оставив сбоку узкий коридор для старой русой коровы, спасенной нами от конвейера бойни. Мы приобрели ее, костлявую, за стоимость шкуры, длинных копыт, по-турецки завернутых вверх, и рогов, которые заворачивались концами в глаза, из-за чего их пришлось надпилить. Из-за преклонного возраста она уже не интересовалась мужским полом, но по привычке – будучи яловой передойкой - давала очень жирное и вкусное молоко еще года четыре.

В бывшем господском доме усадьбы Тамме полностью надстроили второй этаж, отремонтировали внутри и снаружи – в этих работах и я еще успел поучаствовать – и на верхнем этаже отвели нам комнатку с кухней. Во дворе были дровяники и общий сортир. В старом амбарчике определили место для коровы, в компанию которой сразу же купили поросенка и нескольких кур.

В перестроенном бывшем скотном дворе усадьбы разместили колхозных коров на двух доярок, из которых одной стала Валентина. Мария, работавшая поварихой в местной семилетней школе, получила свою комнатку от школы. Мать же осталась присматривать за бурёнушкой, хрюшкой и несушками с певнем. Хлопот хватало, но на сей раз некий покой, равновесие и довольство были достигнуты. Этот первый год проживания в Тамме предоставил первую передышку после 18 лет бурлящей событиями жизни.

К тому времени я уже вытянулся до нормального роста, но спина не переставала меня мучить. Казенные чиновники уже стали готовить меня под ружье, вызывая на комиссии. Но врачи в составе комиссий моих мук не чувствовали, поэтому и не сочувствовали. Вывод: я чистейший симулянт. Мне „не повезло“, как тому рекруту из „Бравого солдата Швейка“, который во время комиссии прямо в кабинете отдал концы и главврач приказал убрать его, эдакого симулянта.Ярослав Гашек, Похождения бравого солдата Швейка, гл. 7 Все же малость потаскали меня по больницам, ради диагностирования, но это не облегчило проблему.

Более понятливым оказался колхозный бригадир, предложивший мне перенять от уходящего на пенсию старика Михкеля должность конюха. Работа самостоятельная, нет нужды надрываться наравне с другими. А кони для меня - одни из самых приятных домашних животных.